Прошлой ночью в «Шато Мармон» - читать онлайн книгу. Автор: Лорен Вайсбергер cтр.№ 68

Одна из женщин рассказывала, как заметила Тейлор Свифт и Кейни Уэст, заговорившихся на краю ковровой дорожки, и отказывалась понимать, с чего красавица Тейлор обратила внимание на эту Кейни («она же ноль без палочки, вообще никто!»). Ее подруга спорила, кому больше идут почти одинаковые маленькие черные платья — Тейлор или Майли [28] (мнения разделились), а потом каждая из собеседниц назвала самого, по ее мнению, сексуального мужчину на церемонии (выбор пал на Джея-Зи [29] и Джоша Дюамеля [30] ). Одной не давало покоя, кто присматривает сегодня за сыном Дженнифер Хадсон, а вторая хотела знать, почему на «Грэмми» заявилась Кейт Бэкинсейл, если ни она, ни ее муж не имеют отношения к музыкальной индустрии. Словом, обычная женская болтовня, так трещала бы и Брук с Нолой, окажись они здесь. У Брук немного отлегло от сердца, но тут собеседницы перешли к новой теме.

— Ты уже видела фотографии Джулиана Олтера? — спросила та, чей голос был неприятно скрипучим.

— Нет. Что, действительно скандальные?

— Еще какие! Она об него тем самым местом трется. На одном снимке они, по-моему, вообще трахаются под ее юбкой.

— А кто она, узнали?

— Да никто, дура какая-то. Случайно попала в «Шато Мармон».

В тысячный, наверное, раз за вечер Брук перестала дышать. В туалет то и дело заходили женщины, мыли руки, поправляли воображаемые выбившиеся прядки и освежали безупречно наложенную помаду, но Брук превратилась в слух, улавливавший только два голоса. Растравлять себя не было смысла, но любопытство пересилило. Проверив, надежно ли заперта дверца кабинки, Брук приникла к длинной щели со стороны петель. Болтушкам у раковины было лет по двадцать семь; для себя Брук определила их как старлеток, хотя ни одна не показалась ей знакомой.

— О чем он думал, занимаясь этим в «Шато Мармон»? Если уж изменяешь жене, научись прятать концы.

Вторая фыркнула:

— Да ладно! Можно подумать, есть разница, где они изменяют! Тайное всегда становится явным. Взять хоть Тайгера… Просто мужчины идиоты.

Вторая усмехнулась:

— Джулиан Олтер — не Тайгер Вудс, да и его жена, поверь мне, не шведская супермодель!

Вполне отдавая себе отчет в том, что не является шведской супермоделью, Брук тем не менее вовсе не хотела слышать об этом от других. Она готова была уйти, но возвращаться к Джулиану и Лео хотелось еще меньше, чем продолжать подслушивать в туалете. Одна из собеседниц достала сигарету.

— Думаешь, она теперь от него уйдет? — спросила девица со слишком короткой модной челкой свою подругу Скрипучку.

Послышалось фырканье:

— Никуда она не уйдет… пока он сам не попросит.

— А кто она, училка какая-то?

— Вроде медсестра.

— Ну ничего себе! Живет такая мымра, и вдруг ее муж становится мегазвездой!

Скрипучка смеялась над этим особенно долго.

— Моему Мартину это точно не грозит. Придется самой, как всегда.

Челка выпустила последнее колечко дыма и затушила окурок о раковину.

— Этот брак обречен, — заявила она с непререкаемым авторитетом немало повидавшей в жизни женщины. — Она милая скромная мышка, а он — бог. Боги и медсестры вращаются в разных сферах.

«Диетолог я! — хотелось завизжать Брук. — Хотя бы профессию не путайте, когда лезете препарировать мой брак и разбирать по косточкам меня!»

Сплетницы аккуратно вынули жвачку, не задев подкрашенных губ, закрыли сумочки и вышли. Брук с огромным облегчением покинула свое убежище, даже не заметив женщину, прислонившуюся к самой дальней раковине и что-то печатавшую на мобильном.

— Простите за нескромность, вы не Брук Олтер?

Брук задохнулась, услышав собственное имя.

Сейчас она предпочла бы увидеть перед собой расстрельную команду очередного репортера.

Женщина повернулась к ней и протянула руку. Брук сразу узнала в ней всеми уважаемую всемирно знаменитую актрису кино и телевидения. Она старалась не показывать, что знает о ней все до последней мелочи — от многочисленных ролей в романтических комедиях до ужасного факта, что муж бросил ее на шестом месяце беременности ради какой-то теннисистки. И все же ей удалось убедительно притвориться, что она не узнала Картер Прайс. Кто, скажите, не узнает Дженнифер Энистон или Риз Уизерспун? Этому никто не поверит!

— Да, я Брук, — произнесла она так тихо и мягко, что сама изумилась печали, прозвучавшей в голосе.

— А я Картер Прайс. О Господи, я… не сразу поняла… Мне очень, очень жаль.

Брук инстинктивно схватилась за лицо. Актриса смотрела на нее с таким сочувствием, что Брук решила — произошла катастрофа с макияжем.

— Вы, конечно, слышали, о чем болтали эти дуры?

— Ну, я не особо…

— Не нужно вам слушать ни их, ни им подобных! Это мелкие, глупые, нелепые людишки, возомнившие, будто имеют полное представление о том, каково это, когда твой брак публично разбирают по косточкам. Но они понятия об этом не имеют, да и вообще ни о чем.

Хм, неожиданно, но очень, очень приятно.

— Спасибо, — сказала Брук, взяв протянутую Картер салфетку. Она даже подумала рассказать Ноле, как Картер Прайс проявила к ней участие, но тут же почувствовала себя глупо.

— Слушайте, вы меня не знаете, — начала Картер, — но я сейчас жалею, что мне в свое время никто не сказал: все уляжется. Любая история, самая пикантная или грязная, рано или поздно забывается. Стервятникам подавай чье-то горе, поэтому держитесь невозмутимо и отказывайтесь от комментариев. Все пройдет, вот увидите.

Брук, пораженная тем обстоятельством, что сама Картер Прайс стоит рядом и доверительно говорит с ней, явно имея в виду историю с бывшим мужем — одним из самых красивых, талантливых, легендарных актеров старшего поколения, потеряла дар речи.

Видимо, Брук молчала дольше, чем надо, поскольку Картер отвернулась к зеркалу, достала маскировочный карандаш и заметила, прикоснувшись к воображаемому темному кругу под левым глазом:

— Простите, я лезу не в свое дело…

— Нет! Вы ободрили меня и помыли, — заторопилась Брук, ужаснувшись, что говорит как смущенный подросток.

— Вот. — Картер протянула ей нетронутый бокал шампанского. — Вам это нужнее, чем мне.

В других обстоятельствах Брук скорее всего вежливо отказалась бы, но сейчас осушила бокал одним глотком. Она не сказала, что отдала бы за второй бокал, — жажда была слишком сильной.