— Угу, — выдавил он, и для него самого голос его прозвучал
как звук радио, играющего далеко-далеко. Она думает, что она ела их все эти
дни, а потом ее с них тошнит. Она думает, что она так слаба именно потому. Боже
милостивый. — Вы ужасно старались.
— Очень вкусно… — пробубнила она с набитым ртом, так что
Эдди едва разобрал слова. — Очень вкусно! — Она рассмеялась. Нежным, приятным
смехом. — Меня точно не вырвет. Я теперь буду есть! Я это знаю! Я чувствую!
— Только не переедайте, — заметил Эдди, передавая ей бурдюк
с водой. — Сначала лучше вам понемножку, а то вы еще не привыкли. Все эти… — он
сглотнул, и в горле его раздался (по крайней мере, он сам его слышал) какой-то
щелчок. — Вся эта тошнота ваша.
— Да. Да.
— Я вас оставлю на пару минут, мне нужно поговорить с
Роландом.
— Хорошо.
Он собрался уже идти, но она снова взяла его за руку.
— Спасибо, Эдди. Спасибо за ваше терпение. И спасибо ему, —
она замолчала с серьезным видом, а потом добавила:
— Поблагодарите его за меня, только не говорите ему, что я
его боюсь.
— Не скажу, — пообещал Эдди и пошел к стрелку.
3
Одетта помогала ему даже тогда, когда не качала рычаг
коляски: она указывала ему путь, взяв на себя роль штурмана как человек, у
которого был большой опыт езды в инвалидной коляске, причем в то время, в
которое жила она, к инвалидам относились не так уважительно, как это будет
потом.
— Налево, — давала она команду, и Эдди сворачивал влево,
объезжая камень, что торчал из вязкого грунта, как гнилой зуб. Он мог бы
заметить его и сам… а мог бы и не заметить.
— Направо, — указывала она, и Эдди сворачивал вправо, едва
минуя песчаную яму, которые встречались теперь все реже.
Наконец они остановились, и Эдди лег прямо на землю, тяжело
дыша.
— Поспите, — сказал Одетта. — Хотя бы часок. Я вас разбужу.
Эдди поглядел на нее.
— Нет, правда, Эдди. Я же вижу, в каком состоянии ваш друг…
— Он не совсем чтобы друг, знае…
— … но я понимаю, что нам нельзя терять времени. Я бы не
заставляла вас спать целый час из одного только чувства больного, если так
можно сказать, милосердия. Поймите меня правильно. Я могу определять время по
солнцу. Через час я вас разбужу. Если вы выдохнетесь, вы ведь ничем ему не
поможете, правда?
— Правда, — ответил он, а про себя подумал: А что если, пока
я буду тут дрыхнуть, Детта Уокер вернется…
— Поспите, Эдди, — настойчиво повторила она, и поскольку он
очень устал (и был так влюблен), он поборол свою неуверенность и уснул. Она
разбудила его, как и было обещано, через час, и он увидел все ту же Одетту, и
они снова тронулись в путь, и она помогала ему, качая рычаг коляски. Они
катились по пляжу, который сходил на нет, к третьей двери, которую Эдди так
отчаянно высматривал впереди, но по-прежнему не мог разглядеть.
4
Эдди оставил Одетту за ее первой трапезой за столько дней и
вернулся к стрелку. Выглядел Роланд как будто получше.
— Присаживайся, — сказал он Эдди.
Эдди присел на корточки.
— Оставь мне полупустой бурдюк. Мне хватит. Отвези ее к
двери.
— А что если я не…
— Не найдешь ее? Не волнуйся, найдешь. Две первых нашлись, и
эта тоже будет на месте. Если ты доберешься туда до заката, дождись темноты и
убей двух этих чудищ. Тебе нужно будет оставить ей достаточно еды и
позаботиться, чтобы у нее было какое-нибудь укрытие понадежней. Если ты не
найдешь дверь сегодня, тогда убей трех. На, держи.
Он протянул Эдди один револьвер.
Эдди почтительно принял его, опять удивившись его солидному
весу.
— Я думал, у нас нету больше хороших патронов.
— Может быть. Но я зарядил его теми, которые меньше всего
подмокли: три, считая от пряжки левого пояса, и три — от правого. Один, может
быть, выстрелит. Два, если тебе повезет. Но не трать их на этих ползучих гадов.
— Он внимательно поглядел на Эдди. — Там могут быть и другие твари.
— Ты тоже слышал?
— Если ты имеешь в виду, что кто-то вопил в холмах, то да.
Если ты думаешь, будто это какой-нибудь леший, а по тебе видно, что думаешь,
тогда нет. Я слышал, как дикая кошка вопила в зарослях, и не более того. Может
быть, у нее голос раза в четыре мощнее ее самой. Она, может, такая мелкая, что
ты ее палкой отгонишь запросто. Я говорил о ней. Если та, другая, вернется,
тебе, возможно, придется…
— Я не стану ее убивать, если ты это хотел сказать!
— Тебе, возможно, придется подрезать ей крылышки. Понимаешь?
Эдди неохотно кивнул. Эти чертовы патроны, скорее всего,
вообще не выстрелят, так что нет смысла сейчас лезть в бутылку.
— Когда вы доберетесь до двери, оставь ее там. Устрой ее там
по возможности, и возвращайся за мной с коляской.
— А револьвер?
Глаза Роланда сверкнули так, что Эдди даже отпрянул, как
будто стрелок ткнул ему в лицо горящим факелом.
— Господи! Ты что, хочешь оставить ей заряженный револьвер,
когда в любую минуту может вернуться та, другая?! Ты, кажется, спятил!
— Патроны…
— К такой-то маме патроны! — заорал стрелок как раз в тот
момент, когда ветер немного стих, и слова его прозвучали отчетливо. Одетта
повернула голову, посмотрела на них долгим взглядом, потом опять отвернулась к
морю. — Не оставляй его ей!
Эдди на всякий случай понизил голос, опасаясь, что ветер
опять утихнет.
— А что если, пока я буду ходить за тобой, какая-нибудь
зверюга спустится с гор? Какая-нибудь кисуля раза в четыре мощней своего
голоса, а не наоборот? Которую палкой не отогнать?
— Оставь ей кучку камней, — невозмутимо проговорил стрелок.
— Камней! Господи! Да ты просто вонючая куча дерьма!
— Я думаю, — стрелок оставался невозмутимым, — совершая
процесс, который, похоже, тебе недоступен. Я дал тебе револьвер, чтобы ты сумел
защитить ее от опасностей, которые ты мне сейчас так ярко живописуешь, хотя бы
пока ты идешь туда. Тебе как, понравится, если я его заберу обратно? Наверное,
понравится… тогда у тебя будет шанс умереть за нее. Ты этого хочешь? Весьма
романтично… не считая, конечно, того, что после твоей героической смерти, мы
загнемся все трое.