Он ждал ответа Терри, но не дождался. Джонни еще раз обдумал
случившееся и пришел к выводу, что ничего особенного не произошло, просто его
рука не забыла, чему ее научили, когда он бросал мяч, и использовала эти
навыки, бросая обыкновенный молоток. Так что никаких спецэффектов. Никаких
чудес. Ужас, пустота, отчаяние, которые он испытывал, — это только эмоции. Все
пройдет. Сейчас его задача — отсоединить вездеход от прицепа с рудой, вышибив
этим самым молотком шплинт. А потом сесть в вездеход и покинуть это жуткое…
— Да вы у нас снайпер, — донеслось с порога.
Джонни обернулся. Там стоял мальчик. Дэвид. Он смотрел на
волка. Потом перевел взгляд на Джонни. Лицо суровое, без тени улыбки.
— Повезло, — ответил Джонни.
— Вы думаете, дело в этом?
— Твой отец знает о том, что ты ушел, Дэвид?
— Знает.
— Если ты заявился сюда, чтобы убедить меня остаться, толку
не будет. — Джонни наклонился над соединительной муфтой и попытался выбить
шплинт, но промахнулся и только ударился костяшками пальцев о металл. Он
вскрикнул от боли и сунул поцарапанные костяшки в рот. Однако этим самым
молотком он попал волку между глаз, он…
Продолжение мысли Джонни отсек. Вытащил руку изо рта, крепче
сжал рукоятку и вновь склонился над муфтой На этот раз он не промахнулся Шплинт
выскочил из паза. запрыгал по полу и остановился под болтающимися ногами
женщины, которая выглядела как Терри.
Я не собираюсь убеждать себя, что и здесь мне помогли, решил
Джонни.
— Дэвид, если ты пришел поговорить о теологии, это тоже
напрасный труд. А вот если хочешь прокатиться со мной в Остин…
Он замолчал. Мальчик держал что-то в руке и протягивал ему.
Между ними, на полу лаборатории, лежал мертвый волк.
— Что это? — спросил Джонни, зная ответ. Зрение еще не
подвело его. Внезапно во рту у него пересохло. Почему ты преследуешь меня? Этот
мысленный вопрос, похоже, был обращен не к мальчику. Почему бы не забыть обо
мне? Не оставить меня в покое?
— Ваш бумажник. — Дэвид пристально смотрел на Джонни. — Он
выпал из вашего кармана в грузовике. Я принес его вам. Там все ваши документы
на тот случай, если вы забудете, кто вы.
— Очень забавно.
— Я не шучу.
— Так чего ты хочешь? — прохрипел Джонни. — Вознаграждения?
Хорошо. Запиши свой адрес, я пришлю тебе двадцать баксов или книжку с
автографом. Или фотографию Элберта Белля с его росписью. Ты вроде бы собираешь
фотографии знаменитых бейсболистов. Я могу это сделать. Все, что скажешь. Все,
что пожелает твоя разыгравшаяся фантазия.
Дэвид бросил быстрый взгляд на волка.
— Очень уж точный бросок для человека, который с четырех
дюймов не может попасть по шплинту соединительной муфты.
— Заткнись, умник. Неси сюда бумажник, раз уж пришел. Или
брось его мне, если не хочешь подходить. А то можешь оставить его себе.
— В нем есть фотография. Вы и еще два парня стоите перед
каким-то заведением. Называется оно «Вьетконговский наблюдательный пост». Я
думаю, это бар.
— Да, бар, — согласился Джонни и шевельнул пальцами, все еще
сжимавшими рукоятку молотка, не обращая внимания на боль в поцарапанных
костяшках. — Высокий парень на фотографии — Дэвид Холберстам. Очень известный
писатель. Историк. Бейсбольный болельщик.
— Меня больше заинтересовал мужчина, стоящий посередине,
обычного роста, — ответил Дэвид, и тут же глубинная, самая глубинная часть души
Джонни поняла, к чему клонит мальчик, что он сейчас скажет, и протестующе
застонала. — Мужчина в серой футболке и бейсбольной кепке с эмблемой «Янки».
Этот мужчина показывал мне Китайскую шахту с моего «вьетконговского
наблюдательного поста». А ведь на фотографии посередине стоите вы.
— Бред какой-то, — фыркнул Джонни. — Безумный бред, который
ты несешь с того самого…
Держа бумажник в руке, Дэвид пропел:
— «Мне плохо… мне совсем плохо… спросите нашего семейного
доктора, что со мной…»
Джонни словно получил пулю в грудь. Молоток выпал из его
разом ослабевшей руки.
— Прекрати, — прошептал он.
— «Ты можешь сказать мне… что мучит меня…. И отвечал он:
да-да-да…»
— Прекрати! — заорал Джонни, и тут же радио ответило взрывом
статических помех. Он почувствовал, как внутри что-то зашевелилось. Что-то
чудовищное. Заскользило. Словно лавина с гор. Почему пришел этот мальчик?
Разумеется, потому что его послали. Это не вина Дэвида. И вопрос в том, почему
ужасный хозяин Дэвида не оставит их обоих в покое?
— «Рэскелз», — пояснил Дэвид. — Только тогда они еще
назывались «Янг рэскелз». Солист — Феликс Кавальер. Отличный певец. Он пел эту
песню, когда вы умерли, Джонни, не так ли?
Феликс Кавальер все пел: «Мне плохо… мне совсем плохо», — а
перед мысленным взором Джонни проносились различные образы: солдаты вьетнамской
армии ростом не больше американских шестиклассников, раздвигающие ягодицы
мертвых в поисках спрятанных сокровищ, — отвратительные стервятники
отвратительной войны, кан тахи в кан таках, возвращение к Терри с триппером в
паху и обезьянкой на плече; отвешенная ей оплеуха, после того как она пустила
какую-то шпильку насчет войны (его войны, сказала она, словно именно он выдумал
эту гребаную бойню), такая сильная оплеуха, что кровь потекла у нее и из носа,
и из губы (семейная жизнь затянулась еще на год с небольшим, но окончилась она
именно тогда, в терминале «Юнайтед эйрлайнз» аэропорта Ла-Гуардиа); Энтрегьян,
пинающий его, когда он корчился от боли на асфальте шоссе 50, пинающий не
литературного льва, или лауреата Национальной книжной премии, или единственного
писателя-мужчину Америки, чьи произведения что-то да значат, а толстобрюхого
старикана в сверхдорогой мотоциклетной куртке, такого же смертного, как и все
остальные; Энтрегьян, заявляющий, что предполагаемое название еще не написанной
книги Джонни бесит его, вызывает у него ярость.
— Я туда не вернусь, — упрямо покачал головой Джонни. — Ни
ради тебя, ни ради Стива или твоего отца, ни ради Мэри или всего мира. Не
вернусь. — Он поднял молоток и ударил им по прицепу, как бы подтверждая свои
слова. — Ты слышишь меня, Дэвид? Ты напрасно теряешь время. Я не вернусь! Не
вернусь! Не вернусь! Не вернусь!
— Сначала я не понял, как вы могли там оказаться, —
продолжал Дэвид, словно не слыша Джонни. — Это же Страна мертвых, вы сами так
назвали ее, Джонни. А вы-то живой. Так я, во всяком случае, думал. Даже после
того, как увидел шрам. — Он указал на запястье Джонни. — Вы умерли… Когда? В
шестьдесят шестом? Шестьдесят восьмом? Полагаю, это не важно. Когда человек
перестает изменяться, перестает чувствовать, он умирает. Потом вы пытались
покончить с собой, словно играли в догонялки. Ведь так? — Мальчик сочувственно
ему улыбнулся. — Джонни, стараниями Бога восстают из мертвых.