Сон №9 - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Митчелл cтр.№ 94

Я еще не слышал, чтобы у Аи был такой несчастный голос. Я и не предполагал, что такой есть в ее репертуаре. Я глажу Кошку.

– Твой отец знает, как много значит для тебя консерватория?

– Этот человек точно знает, сколько она для меня значит.

– И он знает, как трудно получить стипендию?

– Да.

– Почему же он запретил тебе поехать? Почему его не переполняет гордость за свою дочь?

– Ниигата [119] достаточно хороша для него, значит, Ниигата будет достаточно хороша и для меня. Он отказывается говорить «музыка». Он говорит «треньканье».

– А что думает твоя мать?

– Моя мать? «Думает»? Она разучилась думать еще в свой медовый месяц. Она говорит: «Повинуйся отцу!» Снова и снова. Она так долго позволяла ему заканчивать свои фразы, что теперь он и начинает их тоже. Она даже извиняется перед ним за то, что вынуждает на себя кричать. Моя сестра по приказу отца вышла замуж за владельца крупнейшего завода по производству бетона на побережье Японского моря и теперь превращается в нашу мать. Это ужасно. Она слышала про большие озоновые дыры над Австрией, так что…

– Австрией? Наверное, она имела в виду Австралию?

– Их знания об окружающем мире за пределами Японии ограничиваются расстоянием, на которое они могут отплыть от берега. Извини, если я говорю слишком резко. Потом они натравили на меня брата. Он управляет филиалом фирмы Этого Человека, так что можешь представить, как он мне посочувствовал. Он сказал, что я разрушаю семейную гармонию. При моем диабете французская еда будет для меня смертельна – как будто ему когда-нибудь было дело до моего диабета,– и от всех этих волнений у матери подскочит давление, и она может в прямом смысле взорваться. Тогда я буду виновна в смерти матери и, кроме того, в неповиновении Этому Человеку. Что это за шум? Снова Суга?

– На этот раз Кошка. Она сочувствует тебе, но не знает, как это высказать, все слова какие-то стертые. Она надеется, что все закончится хорошо.

– Передай ей спасибо. Иногда я жалею, что не курю.

– Прижми рот к трубке – я вдохну в него дым.

– Подростки иногда воображают, что их родители не настоящие их родители. Сегодня вечером я поняла почему. Правда в том, что Этот Человек не может примириться с мыслью, что я могу обойтись без него. Он хочет править своим миром, как ему угодно. Он боится, как бы его подчиненные не узнали, что он не способен управлять собственной дочерью. Настоящая блошиная семейка! Честное слово, иногда я думаю, что лучше бы мне быть сиротой. Ой! О… прости, Миякэ…

– Эй, не надо так расстраиваться.

– Сегодня мой чип такта вышел из строя. Мне надо отключиться и оставить тебя в покое. Я уже полчаса распускаю нюни.

– Ты можешь распускать нюни всю ночь. Правда, Кошка?

Кошка, благослови ее, Боже, тут же мяукает.

– Слышишь? Валяй дальше.

* * *

– Выглядишь на пять лет моложе,– говорю я Бунтаро в воскресенье вечером, когда он вернулся с Окинавы, и это действительно так.

– Значит, если я съезжу в отпуск еще четыре раза, буду выглядеть на двадцать один?

Он вручает мне брелок с Зиззи Хикару – как большинство наших кумиров, Зиззи родом с Окинавы,– которая сбрасывает одежду, если подуть на его пластиковый корпус.

– О, спасибо,– говорю я,– он станет моей фамильной реликвией. Рад, что вернулся?

– Д-да.– Бунтаро окидывает взглядом «Падающую звезду».– Нет. Да.

– Что ж. Матико-сан понравилось?

– Даже слишком. Она хочет туда переехать. Завтра.

Бунтаро чешет затылок.

– Кодаи скоро родится… из-за этого начинаешь по-другому на все смотреть. Ты бы хотел вырасти в Токио?

Я вспоминаю письмо своей матери, то, которое про балкон.

– Скорее нет.

Бунтаро кивает и смотрит на часы.

– У тебя, должно быть, скопилась куча дел, парень.

Это не так, но я понимаю, что он хочет поскорее засесть за бумаги, поэтому отправляюсь в свою капсулу и собираю грязное белье. Пытаюсь позвонить Аи, но никто не отвечает. Сегодня с верхних этажей доносятся адские звуки. Мужская ругань, визг младенцев, гул стиральных машин. Завтра понедельник – встреча с дедом. Ложусь на свой футон и начинаю разбирать три оставшиеся страницы дневника. Они написаны на разной бумаге, буквы сжаты, и читать их все труднее. Поверху листы проштампованы красным, по-английски: «SCAP» [120] – этого у меня в словаре нет – и «Военный цензор». Эти надписи наполовину скрывают написанное карандашом по-японски: «…эти слова… моральная собственность… Такары Цукиямы…» И адрес в Нагасаки, который ничего мне не говорит.

* * *

20 ноября 1944 г.

Погода – неизвестна. Умер, но еще жив. Один в кайтэн. Последние шесть часов. В 2:45 капитан Ёкота пришел к нам в каюту – объявить, что атака кайтэн начнется через пятнадцать минут. Встали в круг и повязали друг другу хатимаки. Гото: «Просто еще один тренировочный заплыв, ребята». Абэ Кусакабэ: «Ты чертовски хорошо играешь в шахматы, мичман». Кусакабэ: «У тебя чертовски сильный удар левой, лейтенант». Прошли по «1-333», поблагодарили команду за то, что они благополучно доставили нас сюда. Отдали честь каждому. Пожали друг другу руки, перед тем как войти в кайтэн, каждый через свой шлюз. Мазута задраил за нами люки. Его лицо – последнее, что я видел. «1-333» погрузилась, чтобы как можно ближе подойти к цели. Радист первого класса Хосокава поддерживал с нами телефонную связь до самого пуска, чтобы дать окончательную ориентацию. Абэ стартовал в 3:15. Слышал, как стукнул зажим. Гото стартовал в 3:20. Кусакабэ отплыл в 3:35. Следующие пять минут я думал о многих вещах, было трудно сосредоточиться. Хосокава на диалекте Нагасаки: «Я буду думать о тебе. Да пребудет с тобой слава». Последние человеческие слова. Носовые зажимы отпущены. Запустил двигатель. Хвостовые зажимы отпущены. Свободное плавание. Круто забираю влево, чтобы избежать столкновения с боевой рубкой и ножницами перископа. Следую на восток-юго-восток, держась на глубине пяти метров. Всплыл на поверхность в 3:42, чтобы уточнить местонахождение визуально. На фоне огней гавани четко вижу вражеский флот. Корабли для перевозки личного состава, танкеры, по меньшей мере три линкора, три эсминца, два тяжелых крейсера. Авианосцев нет, но прицелиться есть в кого. Американцы, которые едят, спят, срут, курят, болтают. И я, их палач. Странное чувство. По стратегическому плану, который разработали на «1-333», первые кайтэн должны были ударить по отдаленным целям – чтобы сбить с толку. Как в детской считалочке: До-рэ-ни-си-ма-сё-ка? Ка-ми-са-ма-но-ю-то-взрыв. Кайтэн раскачивает ударной волной. Установил перископ, вижу топливный танкер, розовое пламя, дым уже заволакивает звезды. Второй взрыв. Оранжевый. Прекрасно, ужасно, глаз не оторвать. Языки пламени взвиваются все выше, освещают пролив дневных лучей. Начались поиски, погружаюсь. Сон наяву. Я есть, но меня нет. Выбрал ближайший крупный корабль, сманеврировал, чтобы оказаться под правильным углом к цели. Клаксоны, шум двигателей, суматоха. Еще один сильный взрыв – кайтэн, глубинная бомба, не знаю. Патрульный катер? Вибрация ближе, ближе, ближе – погружаюсь на восемь метров – прошел мимо. Довольно сильный взрыв по правому борту. Одиночество – страшно, что братья оставили меня одного среди врагов чуждой мне расы. Снизил скорость до двух км/ч, всплыл, чтобы уточнить местонахождение. Огонь, дым, поражены две цели. Выбрал по очертаниям большой корабль точно на западе – легкий крейсер? Сто пятьдесят метров. В глаза ударил поисковый прожектор, но меня выручила суматоха на берегу. Погрузился на шесть-семь метров. Увеличил скорость до восемнадцати км/ч. Странное чувство полета. Обратного пути нет. Всплыл, последняя проверка. Крейсер прямо по курсу. Восемьдесят метров. Видел суетящиеся фигурки. Муравьи. Светлячки. Погрузился на пять метров. Включил боеголовку. Мысль: «Это моя последняя мысль». Открыл дроссель – максимальная скорость. Ускорение отбросило меня назад, сильно… приближение семьдесят метров, шестьдесят, пятьдесят, сорок, тридцать, двадцать, столкновение в следующую секунду, столкновение сейчас.