Кровь, слезы и лавры. Исторические миниатюры - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 90

Французская революция уже стучалась в римские ворота, но бедный Калиостро не дожил до подлинного триумфа! Голодные, босые, оборванные, хрипло кричащие батальоны санкюлотов расшатывали престолы, и золотая тиара на голове папы римского уже тряслась от ужаса. Папа подозвал к себе великого инквизитора и что-то шепнул ему на ухо. Черная молчаливая тень удалилась во мрак…

Молодой Бонапарт-Наполеон вступил в Рим; на знаменах его армии в ту пору еще пылали священные заветы свободы, равенства и братства… Удивительно, что офицеры и солдаты Франции сразу же ринулись к тюрьме святого Ангела, где был заточен Калиостро, и потребовали его выдачи. Темницы были отворены революцией – на яркий свет выходили измученные пытками узники инквизиции, но Калиостро средь них не было… Революционные солдаты кричали:

– Где наш Калиостро, иначе все расшибем пушками!

Смиренно опустив глаза, отцы святой церкви отвечали:

– Калиостро, кажется, недавно умер.

– Когда умер?

– Мы знаем только то, что он умер недавно…

В истории принята версия, что при первых же победах армии Наполеона в Италии, в мае 1795 года, папа римский велел Калиостро задушить. Швейцарский ученый Лафатер сообщил Гете: “Калиостро, каким я его лично знал, это был святой человек”. Гете специально поехал в Палермо, где расспрашивал жителей об их славном земляке; он еще застал в живых его мать, дряхлую старуху Феличию Бальзамо, жившую в страшной нищете, и дал ей денег.

– Не благодарите меня, – сказал поэт. – Я хорошо изучил биографию вашего сына, и я знаю, что он всегда помогал бедным…

Калиостро оставил в России ученика – Антона Гомулецкого, который служил мелким чиновником в Петербурге; Гомулецкий был непревзойденным конструктором людей-автоматов (сейчас мы их называем роботами), а в некоторых “чудесах” повершил даже своего учителя. В начале XX века французские историки основательно взялись за изучение Калиостро и пришли к выводу, что он обладал теми качествами, которые “привлекают к себе самое пристальное внимание науки”. Познать возможности человеческого духа, проникнуть в крайности глубин людской психологии – эти темы актуальны в науке и сейчас!

Многие секреты Калиостро погибли вместе с ним безвозвратно, а Ватикан – что он знает, того не выдаст. Правда, некоторые из “фокусов” Калиостро воспроизводят в цирках и наши советские иллюзионисты. Этот человек до конца еще не раскрыт, да и стоит ли нам знать о нем в с е?.. Корней Чуковский по этому поводу писал: “В самом деле, утрачивая ту или иную иллюзию, разве мы не становимся гораздо беднее?”

Экспедиция Заготовления Государственных Бумаг…

Все четыре слова пишутся с больших букв, дабы никто не сомневался в государственной важности подобного учреждения. По сути дела, эта организация образовалась в те давние времена, когда в России возник насущный вопрос – о замене металлических монет бумажными ассигнациями. Иначе говоря, от механической чеканки следовало перейти на раскрашивание бумаги теми узорами и цифрами, которые бы превращали бумагу в денежную единицу. Нет смысла говорить о важности денежной купюры; она должна быть очень выразительной – и в самом рисунке, и в прочности наложенных на нее красок.

Между тем на Международных промышленных выставках русские ассигнации, выпущенные типографией Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг, брали первые призы именно за высокое качество их удивительной раскраски. А теперь я задам коварный вопрос – знает ли наш читатель автора этих красителей? Увы, таких “героев” помнить у нас не принято. Конечно, я очень далек от того, чтобы величать свою мать-Россию “родиною слонов”, как это бывало при Сталине, но все-таки сочту нужным напомнить читателю о русском мужике Терентии Ивановиче Волоскове.

Ради него мною и пишутся эти вот строки!

Когда-то уездный Ржев считался одним из зажиточных городов России, с его жителей не взимали плату за лечение и даже лекарства в аптеках отпускались больным бесплатно – столь богато было городское хозяйство. Господи, чего только ржевцы не делали! И топоры ковали, салом, хлебом да медом торговали, и детские игрушки вырезали, и льны пряли, и канаты корабельные вили, и пастилу ягодную варили. По секрету скажу, что издревле было у ржевцев еще одно прибыльное дело, о котором сами они болтать не любили: мастерили в Ржеве дубовые гробы-долбленки, столь удобные для покойников, что за этими гробами из других городов приезжали, впрок запасаясь, чтобы потом до самой смерти о них не думать…

Древний город. Настолько древний, что в потемках его давности заблудились историки, не в силах иногда отличить истину от легенды. Ставленный в незапамятные времена в верховьях кормилицы-Волги, Ржев бывал и крепостью, бывал он и княже­скою столицей, ржевцы считались народом бойким, чистоплотным, смекалистым, за себя постоять умели. Когда во дни праздничные начинался церковный благовест, ах как наряжался народ, поспешающий в храмы, и впереди семей выставляли невест на выданье, шествовали они томными павами, иная мнет платочек в руке, а сама и глаз не вскинет, а уж коли заиграл жених на гармони иль балалайке, да соизволит она принять от него горстку орешков с изюмом – тут старики разом крестятся, приговаривая:

– Ну, гулять нам по масленой на свадьбе…

А сам-то город весь утопал в старинных садах, на огородах чего-чего только не росло, ажио глаза разбегались от обилия плодов и фруктов. Наверное, потому-то над Ржевом, словно над медоносною пасекой, вечно кружили гудящие рои пчел да порхали над цветочными травами огромные махаоны… Так жили!

Наверное, так (или примерно так) живала и ржевская семья крестьян Волосковых. Не знаю, насколько это справедливо, но существует мнение, будто в русской провинции бывали места, где жители плясать да петь были горазды, в иных краях книги читали, а вот Ржев и его окрестности славились механиками-самоучками. Где надо плотину исправить, где мельницу соорудить, где коляску изобрести – тут ржевские были горазды. Терешка Волосков урожден был в годы, о коих лучше не вспоминать, во времена Анны Иоанновны, но ей, сердешной, видать, рук не хватало, чтобы до Ржева дотянуться, почему здесь и жили как жилось, о высоких материях не помышляя. Отец Волоскова был из числа умельцев. Иной раз такое красивое мыло сварит, что хотелось его с хлебом есть ложкою, но более старался он краски составлять… Без красок-то ведь жизнь убогая!

Отрока своего сек по субботам, как и положено, чтобы в чтении упражнялся, так что не дураком произрастал Терешка – читать умел. К отцу присматриваясь, выспрашивал о значении винтиков и колесиков, которые двигают часовую стрелку. Наконец, однажды изловчился, разумом напрягаясь, и сам смастерил часы весом в четыре пуда. Отец послушал, что они не тикают, а будто жвачку жуют какую, и всыпал сыну розог как следует:

– В науку, в науку тебе, скважина ты негодная… Кто ж часики, дурак, из глины делает?

Но, розгу отбросив, отец и сам подивился, что глиняные часы время указывали точно. Давно (и не мною, читатель) примечено, что почти все самоучки-механики на святой Руси начинали свой тяжкий путь с изобретения часов. Это и понятно – время знать всегда надобно, а часы по тем временам были предметом роскоши, стоили дорого, их нашивали при себе лишь вельможи знатные. После часов глиняных Волосков сделал часы из дерева, которые отцу не слишком-то нравились: