– Еще раз говорю. – Первый милиционер для
наглядности хлопнул по спинке сиденья своей газетой. – Чем скорее с вами
разберемся, тем скорее пойдете по своим делам. Ну – имя, фамилия, адрес?
Марина Алексеевна глубоко вздохнула, пытаясь
прийти в себя. О господи… Сволочи, сволочи проклятые! Но в одном прав этот гад
с газетой: время уходит. Нельзя тратить на них время! Лёля… Лёля по-прежнему
может надеяться только на нее. Седой сбежал, но с этим придется смириться. И
скорее, скорее ехать домой, где в почтовом ящике…
Она прижала ладонью бешено скачущее сердце.
– Нечаева Марина Алексеевна, – выдавила,
не узнавая своего голоса: мертвым он был, еле слышным. – Адрес: улица
Провиантская, 20, квартира 127.
Инспектор взял рацию и повторил данные,
попросив какого-то Кирюху проверить их поскорее.
Воцарилось молчание. Марина Алексеевна тупо
смотрела на людей, бегущих через дорогу к остановке, абсолютно игнорируя
переход, который располагался в двадцати метрах. Некоторые шарахались, завидев
машину ГИБДД, некоторые ее просто не замечали.
А эти, в форме, сидевшие рядом с Мариной
Алексеевной, очевидно, жили по принципу: за двумя зайцами погонишься – ни
одного не поймаешь, и совершенно игнорировали прочих нарушителей.
Рация затрещала. Марина Алексеевна не
разобрала ни слова, но маленький инспектор сдвинул фуражку на затылок:
– Нету такой? Точно? Нечаева… Провиантская…
Слышь, Серый, нету, говорят, такой женщины по такому адресу.
Милиционер с газетой вздохнул и укоризненно
обернулся к Марине Алексеевне:
– Вы что, не могли получше придумать? Зачем
голову морочите?
– Не может быть, – пробормотала она,
чувствуя, что бледнеет. – Это какая-то ошибка! Я на самом деле живу на
Провиантской, дом 20, квартира 127. – И забормотала, потеряв голову от
ужаса, что ее сейчас заберут в милицию, задержат на трое суток, по закону имеют
право, и неизвестно, что произойдет за это время с ее семьей. – Я преподаю
в университете, муж тоже, он болен, это ошибка, попросите еще раз проверить!
Зажала рот рукой, чтобы не закричать истерически.
– Да ладно, Серый, – сказал примирительно
инспектор, поглядывая то на нее, то на своего напарника. – В самом деле,
всякое бывает. Не расслышал Кирюха или не понял чего-то там. Или компьютер
заело… Может, обойдемся без протокола? – Добрый ты у нас, – проворчал
молодой милиционер и глянул исподлобья на Марину Алексеевну. – Так и быть,
ограничимся штрафом. Сто рублей давайте – и идите. Деня, выпиши женщине
квитанцию.
Марина Алексеевна сунула руку в боковой
кармашек сумки, и на миг ее обдало жаром: подумала, что денег нет, что все
отдала за ту записку. Нет, вот сотня. Последняя. На автобус до дому и обратно в
деревню не остается ни копейки, но это ерунда, дома деньги есть, в серванте, в
вазочке.
– Возьмите. Не надо никакой квитанции.
Маленький Деня небрежно сунул обратно в
«бардачок» мятую книжечку квитанций, ручку – и совершенно иначе, бережно,
уложил в нагрудный карман сотенную бумажку.
Милиционер с газетой, не взглянув на Марину
Алексеевну, открыл ее дверцу и мотнул головой: топай, мол, тетка!
Она выбралась, еле держась на ногах.
Остановилась, устало отводя со лба растрепавшиеся волосы, вдруг утратив всякое
соображение: куда идти, в какую сторону ехать… Собственный адрес теперь казался
чем-то нереальным. Увидела троллейбус, подруливавший к остановке на
противоположной стороне дороги. Ее троллейбус, как раз до площади Свободы…
– На переход, женщина! – гаркнул кто-то
за спиной. – На переход идите, а то снова штрафанем!
И «Волга» ГИБДД, из которой только что вышла
Марина Алексеевна, вдруг рванулась вперед и исчезла в непроглядной дали
проспекта Гагарина, бросив на произвол судьбы всех многочисленных нарушителей
правил перехода улицы.
Лёля. Июль, 1999
Лес по обеим сторонам дороги глухо шумел.
Вокруг царила кромешная тьма, и ночное небо над деревьями казалось почти
светлым. Впрочем, кое-какой свет источали звезды. Луны сегодня не видно,
скрывалась где-то за тучами. В воздухе опять веяло озоном, но туч для близкой
грозы было маловато, да и не похожи они на грозовые.
Лёля бежала вперед, то и дело взглядывая на
небо, хотя смотреть, конечно, следовало бы под ноги. Да что толку, все равно
ничего не видно. И это не какая-то там ухабистая проселочная дорога, а отличный
асфальт, без малейшей выбоинки. Ну да, чтобы лётали без помех такие хищные автоптицы,
как та, которая ее сюда доставила…
В голову лезла всякая чушь, и Лёля покорно
отдавалась этому пустомыслию. Сейчас годилось все, что угодно, лишь бы
заглушить воспоминания о пробежке через сад в компании настороженных собак, о
поисках кочерги, о пути по трубе, о неловких, лихорадочных попытках расширить
яму под решеткой, а главное…
Она еще до сих пор не вполне верила, что
выбралась, не осталась лежать там, в подводной ямке, скорчившись в позе спящего
человека – спящего вечным сном. Когда майка на спине зацепилась за прутья…
когда Лёля вдруг уперлась головой в несдвигаемый камень… когда кочерга внезапно
выскользнула из рук и канула невесть куда… Сколько раз Лёля успела проститься с
жизнью за ту минуту, пока протискивалась под решеткой?
Смешно: это никак не могло длиться больше
минуты, иначе у Лёли просто не хватило бы дыхания. А казалось-то…
Нет-нет, не вспоминать, не думать о решетке, о
безбрежном, чудилось, разливе пруда, который вдруг возник кругом, о вязком,
илистом дне, которое при каждом шаге к берегу все понижалось и понижалось, об
острых камышовых листьях, которые исполосовали Лёлины руки… Она цеплялась за
камыши, пытаясь удержаться, а топь тянула в глубину…
Нет. Не думать! Это уже было, это осталось
позади. Надо идти вперед.
Лёля так измучилась, что даже не нашла сил
подумать об осторожности и добираться к деревне через лес. Она всю жизнь
прожила в городе, страх перед плотной, шевелящейся лесной тьмой жил в ней с
детства, со сказок про Василисушку, которую послала злая мачеха к Бабе Яге, и
мимо нее вдруг проскакал черный всадник-ночь…
Лёля старалась держаться самой середины
дороги, не приближаясь к темным закраинам, откуда тянулись костлявые
руки-ветви, однако то ли страхов на сегодня было испытано уже слишком много, то
ли она к ним просто привыкла, но мысли постепенно становились все более
связными.
Впереди деревня. Что делать? Зайти? Стороной
обойти? Так и бежать трусцой по дороге? Но куда? А если следующее человеческое
жилье покажется километров через сто? Далеко ли уйдет Лёля – измученная, голодная,
дрожащая, а главное – совершенно не знающая, куда идти?