– Разумеется, – покладисто кивнул Мазур.
Она подошла к столу, легонько нажала клавишу и
распорядилась:
– Катя, скажите, что мы выходим...
За руль она села сама, и белый БМВ уверенно помчал по улице
– в сопровождении такой же белоснежной «тойоты», где сидели двое столь же
лощеных и широкоплечих, но уже другие, не те из приемной. Мазур напряженно
молчал.
– Говорите смелее, – сказала Лара. – Уж в
машине у меня никаких микрофонов нет.
– А в кабинете, вы предполагаете, есть?
– Не знаю, честное слово, – пожала она
плечами. – Я сейчас, как та пуганая ворона... Кабинет регулярно проверяют,
но все равно... Не то место, где можно говорить свободно.
– Мы так и будем по улицам кружить?
– Ну что вы... Есть отличный уголок, где можно ничего
не опасаться...
Через четверть часа Мазур вынужден был с ней про себя
согласиться: неизвестно, кто это местечко выбрал, она сама или помогал кто-то
понимающий, но задумано неплохо...
Остановив машину, она скинула туфли на высоком каблуке и
первой направилась к берегу, к широкой спокойной воде. Хмурая парочка двинулась
следом на приличном отдалении. Длинная, но узкая полоса чистого желтого песка
тянулась вдоль обрыва километров на несколько. По причине буднего дня
купальщиков на импровизированном пляже почти что и не было – разве что детишки
не самого позднего школьного возраста.
Она обогнула покосившийся тополь, верхней половиной
нависавший над водой, поставила сумку на песок и оглянулась с таким видом,
словно ждала похвалы:
– Ну, как на ваш профессиональный взгляд? – и
преспокойно принялась раздеваться.
Мазур огляделся. В самом деле, неплохое место. Любого, кто
вздумает занять наблюдательный пост на гребне обрыва, можно будет заметить
сразу. С другой стороны – широкая Шантара. Ни чуткий микрофон не навести
издали, ни со снайперкой не подкрасться... Справа, метрах в пятидесяти от них,
заняли позицию охранники, а слева берег был пуст на добрых полкилометра, до
того места, где пляж упирался в деревянную ограду лесопилки, или как там она
именовалась.
Оставшись в купальнике совершенно того же бледно-лимонного
цвета – две скудных полосочки – она расстелила на песке огромное махровое
полотенце, непринужденно на нем вытянулась и кивнула Мазуру:
– Вы так и будете в одежде торчать? Демаскируете
себя... Мы ж купаться пришли...
Он разделся, торопливо упрятав под свернутые брюки ремни с
кобурой, неловко переступил с ноги на ногу.
– Располагайтесь. – Лара подвинулась, освобождая
приличный кусок полотенца. – Пылкого любовника изображать не стоит, это
лишнее, но и в километре от меня стоять не нужно, мы ж должны естественно
выглядеть...
Трудно было выглядеть естественно, когда она лежала
рядышком, вплотную – не то чтобы мужские рефлексы затуманивали деловую
ясность мысли, но все равно, мысли далеки от стопроцентной холодности.
– Коля вам наверняка говорил, что к моим страхам
относиться серьезно не следует?
– Н-ну... – неопределенно хмыкнул Мазур.
– Говорил, говорил, тут и гадать нечего. Ну разумеется,
он столь крут, силен и бит жизнью, что слабая женщина ничем помочь не в состоянии,
не говоря уж о том, чтобы пытливой мыслью во что-то проникнуть... Вы тоже так
думаете?
– А вы п р о н и к л и во что-то пытливой
мыслью? – усмехнулся Мазур.
– По-моему, да.
Мазур оглянулся. Оба бодигарда старательно смотрели в другую
сторону – несомненно, во исполнение неведомого приказа. От реки тянуло приятной
прохладой, и стояла поразительная тишина. Как будто не было и нет войны, и
мы – в объятьях мирной тишины...
– Я о вас уже составила некоторое... мнение, –
сказала она вдруг. – Частью по скудным собственным наблюдениям, частью по
более обстоятельным рассказам Котовского.
– И что же он, интересно, рассказывал?
– Достаточно, чтобы вам доверять.
– А что, в наш циничный век кому-то можно
доверять? – криво усмехнулся Мазур.
– Можно. Если совсем никому не доверять, недолго и с
ума сойти...
– И что же он обо мне говорил?
– Вы – не бандюк и не к у п л е н н ы й. Вы
просто в силу каких-то сложных и запутанных приятельски-родственных связей
согласились в свободное время помочь Коле...
«Ах, вот оно как... – подумал Мазур угрюмо. – Ну
конечно, не стал покойничек раскрывать истинное положение дел... но и польстил,
пожалуй, невольно, а?»
– Я не знаю подробностей, – продолжала Лара
тихонько. – Какие-то знакомые знакомых, одолжения за одолжения... В конце
концов, эти детали ничего не решают, а потому неинтересны. Главное, я из его
рассказа сделала вывод: вы – человек порядочный. В старомодном смысле слова. А
это хорошо. Боже, как удачно... Мне очень нужен порядочный человек.
– Приятно слышать, конечно, – сказал Мазур. –
Вообще-то, простите за цинизм, в д а н н о м бизнесе порядочный человек обычно
требуется для того, чтобы совершить особенно утонченную гадость... Я не циник,
но такова жизнь...
– Не забывайте, что лично я к данному бизнесу
отношения, в общем, не имею. Я всего лишь лелеемая супруга...
– Вас я не имел в виду, – сказал Мазур.
– Приятно слышать, конечно... – передразнила она с
рассеянной улыбкой. – Я в дурацком положении, Кирилл... давайте без
отчеств, а? В дурацком, в скверном, в затруднительном... Вы пообещаете молчать,
если я с вами поделюсь такими секретами, которые меня, выражаясь на старинный
манер, полностью в вашу власть отдадут?
– Я-то пообещаю, – сказал Мазур задумчиво. –
Но неужели вы мне поверите?
– Поверю, – устало сказала она, – потому что
нет другого выхода.
– А ведь это искушение, знаете ли – держать такую
женщину в своей власти...
– Не шутите и не ерничайте, – сказала она
серьезно. – Ну, что такого может со мной произойти в ваших лапах? Постель?
Да ради бога, вы мне нравитесь, и я не потаскуха, я просто изголодалась по
нормальному мужику... Деньги из меня качать приметесь? Да бросьте. Не в вашем
стиле, сдается мне...
– Извините, – сказал Мазур.
– Ну вот видите, – тихонько рассмеялась
Лара. – У вас лицо стало старомодное, какого у моих сверстников, пожалуй,
и не бывает... Как писали классики, вы человек с раньшего времени. И нужно
торопиться этот шанс использовать, пока вы есть... А потому приходится
рискнуть. Вот она я, иду в ваши руки, владейте, господин генерал... Как вы
думаете, у меня счастливая жизнь? – судя по тону, каким она произнесла
последнюю фразу, лирика кончилась, и началось д е л о.
А потому Мазур вполне серьезно ответил: