Мазур, откровенно признаться, засмотрелся, хотя и было
чуточку стыдно оттого, что свет в зале не погашен, все видят то же, что и он, и
знают, что он это видит. Давала о себе знать праведная комсомольская закалка,
да и замполит чудился за спиной, ощущался едва ли не осязаемо...
Краешком глаза он видел, что Мадлен с легкой улыбкой
наблюдает за ним, и изо всех сил старался придать себе равнодушно-бывалый вид.
На сцену выпорхнула еще одна прелестница, смугленькая креолка, крутнулась
волчком, приблизилась к блондинке, успевшей уже полностью разоблачиться,– и
началось полубалетное действо с мимолетными объятиями, белыми ладонями на
смуглых бедрах, смуглыми ладонями на белой груди. И все такое прочее.
Мазур невольно отвел взгляд – это чересчур уж
выламывалось за рамки социалистической морали.
– Интересно, а вы знаете, что чуточку покраснели? –
послышался рядом безмятежный голосок Мадлен, тщательно маскировавшей легкую
насмешку.
Мазур поджал губы, не то чтобы сердился, но чувствовал себя
немного неловко и неуклюже.
– Ну, не дуйтесь,– сказала Мадлен, лукаво поглядывая на него
поверх бокала.– Хотите маленький секрет? На женщин такая чуть-чуть отдающая
варварством неиспорченность порой производит даже большее впечатление, нежели ковбойская
уверенность...
«Интересно, туда ли она клонит, о чем мне думается?» –
подумал Мазур. Он попытался представить, что предпринял бы на его месте
Штирлиц, но получалось плохо – Штирлиц общался главным образом с
одноглазыми гестаповцами и лысыми абверовцами, а этот опыт здесь совершенно не
годился. Не станешь же бить Мадлен коньячной бутылкой по голове?
Мельком глянув на нежничавшую парочку, Мадлен осведомилась
тоном благовоспитанной девочки:
– Интересно, лесбийская любовь вас пугает или возбуждает?
«Тебя бы, красотка, на партийное собрание,– подумал Мазур,–
посвященное целиком твоему персональному делу – с аморалкой, бытовым
разложением и прочими ужасами. То-то повертелась бы... Поняла бы, где настоящий
ужас, а не в вашем фильме с этим, как его там, Фредди Крюгером...»
– Показать вам еще одну достопримечательность этого
заведения? – спросила Мадлен, ни сном ни духом не подозревавшая, какие
ужасы ей уготовила обиженная фантазия Мазура.
– Сделайте одолжение.
– Пойдемте.
Она уверенно направилась к портьере в дальнем углу. Мазур
механически двинулся следом и оказался в узком коридоре с двойным рядом дверей,
где было полутемно и тихо, а достопримечательностей, на первый взгляд, имелось
примерно столько же, сколько их может оказаться в Антарктиде. Мадлен остановилась
перед одной из дверей, ничем на вид не отличавшейся от остальных, отперла ее
своим ключом и вошла первой.
Мазур огляделся. Опять-таки никаких
достопримечательностей – чисто, прибрано, старинная кровать с высокими
железными спинками, две кресла, столик, шторы задернуты.
За спиной у него звонко щелкнул старомодный замок.
– Ну, и как это понимать? – спросил он спокойно.
Мадлен подошла к нему вплотную, медленно подняла руку,
легонько потянула его галстук, приспустив узел. Так же плавно убрала руку, прищурилась:
– Тебе объяснять или сам догадаешься? Попробуй с трех раз...
В конце-то концов, он тут оказался с санкции начальства. А
если что не так, не наше дело – как говорится, Родина велела...
Взять ее за плечи и легонько притянуть к себе, не думая при
этом о возможных объективах, оказалось не таким уж трудным делом. Природа брала
свое, и в сочетании с дозволением начальства смесь получалась убойная. Мазур
раздел ее без особой неуклюжести, благо не впервые в жизни это проделывал, да и
сопротивления никакого, одно молчаливое поощрение синим взглядом. Стал снимать
пиджак, но закончить эту нехитрую процедуру не успел – Мадлен гибко
опустилась перед ним на колени...
Вот это с ним проделывали впервые. В первый миг он
инстинктивно сжался в нешуточном испуге, показалось, что ее зубы сейчас
вонзятся в беззащитную плоть, но тут же выяснилось, что дело обстоит не так уж
скверно, даже наоборот. Сначала в голове еще прыгали всякие мысли, от «Да это ж
извращение!» до «Как же дальше? Неужели проглотит или как-то по-другому
полагается?!». Потом и мысли отлетели, потому что стало чертовски приятно. Он
пялился в потолок, избегая опускать взгляд на ритмично колыхавшуюся
светловолосую головку, в мозгах крутилось одно: «Вот это да-а!» Осторожно
погладил ее по голове, легонько прижал пальцами затылок – она не
противилась, наоборот, ее это словно подхлестнуло.
Позже, когда они оказались на мягкой старинной постели,
вовсе не скрипучей, Мазуру пришлось пережить еще немало неизведанного. Смешно,
но в какой-то миг он и впрямь ощутил себя совращаемой семиклассницей –
слава богу, это быстро прошло. Главное, не ударил в грязь лицом.
Лежа с ней рядом и ласково-лениво перебирая золотистые
пряди, он с каким-то нездоровым интересом ждал, когда же начнется. По всем
канонам, согласно многочисленным примерам из откровений засекреченных лекторов,
сейчас в дверь должна была ввалиться целая ватага хмурых типов в надвинутых на
глаза шляпах, комната обязана озариться сполохами ослепительных фотовспышек, а
вперед протиснется особо отвратный шпик и сквозь зубы процедит что-то вроде:
«Либо вы принимаете наше предложение, товарищ Мазур, либо...»
Но время шло, а в тихую комнату никто не врывался. Мазур
даже ощутил легкое разочарование. И постарался успокоить себя тем, что
врываться им вовсе не обязательно: вон в той симпатичной люстре очень удобно
вмонтировать широкоугольный объектив, сейчас его отпустят, а через пару дней
подойдет незнакомец... стоп, что-то тут не клеится! Какая может быть «пара
дней», если они вскоре вновь уйдут в море и неизвестно когда вернутся. Не будут
же те ждать возвращения «Сириуса» в СССР? Или будут? Вот тогда и получится
настоящая хохма, когда станут разыскивать в Институте океанологии старшего
научного сотрудника по фамилии Мазур...
– Думаешь о чем-то серьезном? – тихонько спросила
Мадлен.
– Думаю, зачем я тебе.
– А низачем,– сказала она.– Просто стало интересно –
каковы эти русские. Тебе ведь, положа руку на сердце, было интересно, каковы же
эти француженки?
– Ну, вообще-то...
– А если честно?
– Если честно, то да.
– Вот видишь. Не обиделся?
– За что? – усмехнулся Мазур.– Не такой уж я глупый
романтик, чтобы полагать, будто ты с трех беглых взглядов влюбилась в меня без
памяти. Не столь уж я о себе высокого мнения... Приключение так приключение.
– Вот и прекрасно,– с облегчением вздохнула она.– А то я уже
боялась совершенно непредсказуемой реакции загадочной славянской души...
– Интересно, откуда ты эту душу знаешь? По книгам?
– Ну, главным образом,– призналась Мадлен смущенно.–
Достоевский и Чехов...