— Условимся насчет платы, — сказал Ганс. Кулна спросил, на какой срок они собираются остаться и что намерены делать с лошадьми. — Довольно надолго. На несколько дней. Может быть, на неделю или даже дольше. Мы продадим несколько коней, как только сможем сделать это, однако нам нет нужды спешить и сбыть их за бесценок.
— Значит, на неделю, договорились? Как насчет еды?
— Ну, хорошо. Не более двух раз в день, и, кстати сказать, мы все едим не так уж много.
— Ага, — промолвил Кулна и поднял очи к небу, занявшись подсчетами.
Затем он сообщил постояльцам стоимость предоставленных услуг — в медных монетах. В «искорках», как назвал он медяки. Ганс задал вопрос, как эта сумма соотносится со стоимостью буханки хорошего хлеба и с ценою лошади. Затем он спросил относительно серебра. Гайсе и Кулна удивленно подняли брови. Кулна пересчитал искорки на граны серебра. Тогда Ганс переспросил: как насчет серебряных монет?
— Каких монет?
— Из Рэнке, — ответил Ганс.
— Вы говорите о серебряных империалах? Ганс кивнул.
— Все ранканские империалы, которые я видел, были отчеканены из доброго серебра, — открыто заявил Кулна. — Более того, они мне нравятся. Если у вас завалялся один империал, вы можете жить в моем трактире несколько месяцев, — если, конечно, продадите лишних лошадей.
— Я не говорил, что задержусь здесь на несколько месяцев, — пока не говорил. Кулна пожал плечами:
— Тогда я буду должен выплатить вам разницу. Таким образом, вы получите несколько искорок, которые сможете потратить здесь, в Фираке.
Ганс решил, что пора расслабиться. В конце концов проверить все можно будет и потом. Он сказал:
— Пожалуйста, не пугайтесь, когда я выну из-под туники нож в ножнах.
— Пугаться? В то время как у вас за спиной стоит Гайсе? Да вы что! — На губах Кулны появилась легкая улыбка.
Ганс сунул руку в вырез своей туники и извлек наружу ножны с метательным ножом. Затем Шедоуспан протянул нож трактирщику плоской рукоятью вперед. Кулна вытянул оружие из ножен и уставился на клинок.
— Вы бросаете ножи?
— По крайней мере, пытаюсь, — ответил Ганс и постучал ножнами по ладони. Из ножен выпала спрятанная в них монета. Ганс положил ее на стойку перед Кулной.
Кулна взял монетку, отдал нож обратно Гансу и стал внимательно изучать серебряный кругляшок. Трактирщик попробовал монету на зуб, повертел в руках, затем отошел к окну и еще раз пристально осмотрел денежку. Вернувшись к стойке, он заявил:
— С меня причитается сдача. Искорки подойдут?.. В смысле — фиракские медяки.
Ганс пожал плечами, и Кулна полез под стойку. Трактирщик отсчитал Гансу изрядное количество квадратных медных монет. Посередине каждого медного квадратика красовалось круглое отверстие.
— Как ты считаешь, Гайсе, все верно?
— Что я понимаю в деньгах, Кулна? Я тружусь на благо города.
Оба фиракийца рассмеялись. Гансу показалось, что такой разговор был для них уже чем-то вроде ритуала.
— Как вы полагаете, все правильно? — спросил Кулна. Ганс посмотрел толстяку прямо в глаза.
— Не могу сказать. Но завтра в это время я буду знать точно.
— Ага, я так и подумал. У вас.., э-э.., есть еще империалы? Ганс не сводил с трактирщика холодного взгляда. Кулна развел руками.
— Прошу прощения. Но я подумал, что для вас это может быть опасно. Я могу сохранить ваши деньги для вас в надежном месте. Если, конечно, они у вас есть. Это будет лучше, чем таскать их с собой.
Ганс обратился к Гайсе:
— Что говорится в законах Фираки о человеке, который причинит вред тому, кто нападет на него или захочет его ограбить, а, сержант? Даже, к примеру, убьет грабителя?
Гайсе вскинул брови и всплеснул руками:
— Если кто-то нападет на вас и вам придется защищаться, то, конечно же, любой закон во всем мире будет на вашей стороне! А вы хорошо умеете обращаться с этим мечом?
— Да. — Голос Ганса, как и его лицо, были лишены всякого выражения.
— Лучше, чем тот человек, у которого вы забрали его. Ганс снова насторожился, однако не моргнул и глазом.
— Верно.
Гайсе продолжил спокойным дружелюбным тоном:
— Вчера вечером в город прибежал крестьянский мальчишка, который рассказал, что некий мошенник, разбойник и воропай был убит в Олалском лесу человеком, которого этот тип собирался ограбить. Это сделали вы?
— А кто такой воропай?
— Человек, который приставляет к вашей спине меч или нож или целится в вас из арбалета и при этом говорит вам:
«Стой! Слезай с коня!» В смысле, слезай с коня и отдай мне все, что у тебя есть. Мы ловили одного из них, но он ускользнул от нас. Мы считаем, что он сбежал из города несколько дней назад. Римизин полагает, что вы едете на лошади именно этого бандита.
— Его звали Синайхал, — отозвался Ганс, — или, по крайней мере, так он нам сказал. Он был ярко одет и очень обходителен. Он встретился нам на дороге и чуть-чуть соврал — сказал, что стоит срезать дорогу через лес. Крестьяне, которых мы встретили уже после всего, были очень рады. Они чествовали нас как героев, а этого негодяя похоронили. Прошлой ночью, в нескольких часах пути отсюда.
— Значит, вы уже сослужили добрую службу Фираке и ее окрестностям, — заключил Гайсе. — Этот бандит был один?
— Нет. Крестьяне не опознали его сообщника. Ну и мы на всякий случай сказали, что это был дядюшка Мигнариал. Его тоже похоронили. Со стрелой Синайхала во лбу.
— Во лбу!
— Этот тип стоял впереди меня, а Синайхал — позади. Я пригнулся.
Гайсе и Кулна расхохотались. Когда смех умолк, Ганс настоятельно попросил их, чтобы они никому не рассказывали ни о смерти Синайхала, ни о серебряной монете.
— Я не хочу, чтобы кто-либо знал, что у меня есть деньги, или чтобы меня боялись.
Оба фиракийца нахмурились и задумчиво посмотрели на Ганса, однако дали обещание молчать. Затем Гайсе спросил:
— А ты хорошо умеешь метать ножи, Ганс?
— Да.
— Хм-м. Скажи, Ганс из Санктуария, следует ли мне беспокоиться из-за того, что ты живешь в нашем городе?
— Я ни за кем не охочусь и не ищу неприятностей на свою голову. У меня и у Мигни есть средства к существованию. И в любом случае, Гайсе, я постараюсь не становиться в вашем городе ничьей жертвой.
— Я могу работать, — вмешалась в разговор Мигнариал. — Предсказывать судьбу.
— Что? — Вопрос задал Гайсе, однако все трое мужчин удивленно уставились на девушку: в течение всей их беседы она не произнесла ни слова.