Нынче же ничего забавного не было. К ним приближался (не
бежал, но шел большими, решительными шагами) мужчина лет пятидесяти. В брюках
от костюма и остатках рубашки и галстука. Брюки были серыми. Определить цвет
галстука и рубашки не представлялось возможным, потому что оставшиеся от них
лохмотья покрывала кровь. В правой руке мужчина держал, как показалось Клаю,
разделочный нож с лезвием длиной восемнадцать дюймов. Клай вдруг понял, что
видел этот нож в витрине магазина «Душа кухни», когда возвращался из отеля
«Копли-сквер», Ножи разных размеров (перед ними стояла металлическая табличка с
выгравированными на ней словами: «ШВЕДСКАЯ СТАЛЬ!») красиво поблескивали
благодаря искусной подсветке, но это лезвие поработало на совесть (или без
совести) после освобождения из замкнутого пространства витрины и теперь
потускнело от крови.
Мужчина в изорванной рубашке, размахивая ножом, приближался
к ним все теми же решительными шагами, лезвие, словно маятник, выписывало в
воздухе короткие дуги. Лишь однажды он прервал упорядоченную последовательность
движений, чтобы полоснуть ножом себя. И новый ручеек крови побежал через еще
одну дыру в рубашке. Когда дистанция между ними сократилась до минимума, он
обратился к ним, как вышедший из пустыни проповедник, говорящий на языке,
ведомом только ему и божественной силе, от которой он услышал это откровение.
— Глазлаб! — крикнул он. — И-и-и-лах-и-и-и-лах-а-баб-балах
наз! А-баббалах почему? А-банналу кой? Каззалах! Каззалах-Кан! Фай! Шай-фай! —
Рука с ножом пошла вниз, к правому бедру, потом за него, и Клай (с его
чрезмерно развитым визуальным воображением) сразу понял, что за этим последует
размашистый удар. В живот, на ходу, который не прервет этот безумный марш в
никуда через вторую половину октябрьского дня, не заставит сбиться с широкого,
решительного шага.
— Берегись! — крикнул усатый коротышка, но сам-то он не
берегся, этот усатый коротышка, первый нормальный человек, с которым заговорил
Клай Ридделл, после того как началось все это безумие (который, если уж на то
пошло, заговорил с ним, а для этого требовалось мужество, учитывая
обстоятельства), застыл на месте, его глаза за линзами в золотой оправе стали
еще больше. И этот безумец направлялся к нему, решив, что из двоих мужчин
усатый был меньше ростом, а потому являл собой более легкую добычу? Если так, то,
возможно, этот мистер Говорим-на-разных-языках не был таким уж и безумцем. И
внезапно к испугу, который испытывал Клай, присоединилась злость, та самая
злость, которая могла бы его охватить, если бы, стоя у школьного забора, он
увидел, как один из местных хулиганов собирается учить жизни мальчишку, который
меньше и младше его.
— БЕРЕГИСЬ! — буквально завопил усатый коротышка,
по-прежнему не двигаясь с места, а его смерть уже спешила к нему, смерть,
освобожденная из витрины магазина «Душа кухни», в котором, несомненно,
принимали кредитные карточки «Дайнерс клаб» и «Виза», а также личные чеки, если
к ним прилагалась банковская карточка.
Клай не раздумывал. Просто подхватил портфель за обе ручки и
сунул его между поднимающимся по дуге ножом и своим новым знакомым в твидовом
костюме. Нож пробил портфель, но его острие остановилось в четырех дюймах от
живота коротышки. А тот наконец-то вышел из транса и попятился к Коммон, во
весь голос пронзительно зовя на помощь.
Мужчина в лохмотьях рубашки и галстука (кожа на щеках и шее
начала отвисать, словно пару лет назад его личное уравнение между калорийной
пищей и интенсивными физическими упражнениями превратилось в неравенство) резко
оборвал свой понятный только ему монолог. На лице отразилось тупое недоумение,
не перешедшее, правда, ни в удивление, ни тем более в изумление.
А Клая захлестнула ярость. Лезвие проткнуло картины «Темного
скитальца» (для него это были картины, не рисунки, не иллюстрации), и ему
казалось, что, протыкая портфель с рисунками, лезвие это вонзилось в особый
уголок его сердца. Реакция, конечно же, была неадекватной, учитывая, что у него
были копии всех картин, включая и четырехцветные, но он все равно разъярился.
Нож безумца проткнул волшебника Джона (названного, естественно, в честь сына),
колдуна Флэка, Френка, братьев Поссе, Сонную Джин, Порченую Салли, Лили
Астолет, Синюю колдунью и, конечно же, самого Рея Деймона — Темного скитальца.
Созданных Клаем фантастических персонажей, живущих в пещере его воображения и
призванных освободить своего творца от выматывающей работы учителя рисования в
дюжине школ маленьких городков штата Мэн, необходимости ежемесячно наматывать
тысячи миль и практически жить в автомобиле.
Он мог поклясться, что услышал их стон, когда нож безумца
пронзил портфель, где они спали безмятежным сном.
Вне себя от ярости, не обращая внимания на нож (во всяком
случае, в тот момент), он оттолкнул безумца, попер на него, держа портфель
обеими руками, используя как щит, и ярость его только продолжала нарастать,
когда он увидел, что насаженный на нож портфель еще и выгибается широкой буквой
«V».
— Блет! — проревел псих и попытался выдернуть нож из
портфеля. Но лезвие сидело крепко. — Блет ку-ям доу-рам каззалах а-баббалах!
— Я сейчас баббалахну твой каззалах, хрен моржовый! —
крикнул Клай и поставил левую ногу позади пятящихся назад ног лунатика. Позже
ему придет в голову мысль о том, что тело знает, как бороться, когда возникает
такая необходимость. Это секрет, который храпит тело, точно так же, как и
другие секреты: оно может и быстро бежать, и перепрыгнуть через достаточно
широкий ручей, и бросить палку, если альтернативный вариант — умереть. Так что
в экстремальной ситуации тело просто берет инициативу на себя и делает то, что
нужно, тогда как мозг стоит в стороне и ничего не может, кроме как
посвистывать, притоптывать ногой да смотреть на небо. Или, если уж на то пошло,
размышлять о том, какой звук издает нож, пронзая портфель, который жена
подарила тебе на твой двадцать восьмой день рождения,
Безумец споткнулся о выставленную ногу Клая, как и
рассчитывало тело, и упал на спину. Клай наклонился над ним, тяжело дыша,
по-прежнему держа обеими руками портфель, который теперь действительно
напоминал помятый в сражении щит. Разделочный нож все так же пронзал портфель,
рукоятка находилась с одной стороны, лезвие торчало с другой.
Безумец попытался встать. Но тут к ним подскочил новый друг
Клая и пнул безумца в шею, очень даже неслабо. Коротышка громко всхлипывал,
слезы катились по его щекам и туманили линзы очков. Безумец вновь повалился на
тротуар, изо рта вывалился язык. Между языком и губами просачивались какие-то
хрипы. Клаю казалось, что они не так уж и отличаются от слов, которые чуть
раньше непрерывным потоком слетали с губ этого психа.
— Он пытался нас убить! — Коротышка продолжал плакать. — Он
пытался нас убить!
— Да, да, — кивнул Клай. И внезапно вспомнил, что однажды
тем же тоном сказал «Да, да» Джонни, давно, они еще звали его Джонни-малыш,
когда он пришел к ним с поцарапанными коленками или локтями, плача: «У меня
КРОВЬ!»