Эшафот забвения - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 47

Я перевернула открытку и прочла надпись.

Буквы поплыли передо мной, но я заставила их сложиться в слова и произнесла их вслух:

– “КЛЮЧИ ОТ КЕНИГСБЕРГА”, в роли Шурочки – Т. Александрова”.

Т. Александрова. Вот и надгробный камень, вот и эпитафия.

Я точно помнила, что этой фотографии не было здесь в ночь убийства. Не было никаких фотографий и в сумочке Александровой. Кто оставил ее здесь и почему?

Кто и почему? Или это циничная шутка Андрея Юрьевича, который хотя бы таким образом решил застолбить место убийства? Ни о ком другом я думать не хотела. Ни о ком другом, у кого могла сохраниться эта фотография – слишком редкая, слишком забытая, слишком не нужная никому теперь.

– Долго еще будем здесь торчать? – Голос Митяя вернул меня к действительности.

– Уже уходим, – срывающимся шепотом сказала я. Фотография жгла мне руки, я по-настоящему испугалась ее, испугалась настолько, что не решилась взять ее с собой. Водрузив ее на место, я почти бежала из гримерки. Сердце мое колотилось, оно выбивало ритм, понятный только мне: все не закончится так просто, все не закончится так просто, все не закончится так просто…

* * *

…Фаина Францевна Бергман оказалась настоящей дьяволицей – за смену она успела измотать группу, навязать ей свою собственную тактику. В словах Анджея оказалось даже больше правды, чем я думала, – концепция фильма стремительно менялась. Старуха с упоением играла вероломство и тонкий расчет; в ее кажущейся слабости было столько силы и коварства, что героя Володи Чернышева оставалось только прижать к груди и пожалеть.

Бергман действительно знала сценарий наизусть, до последней реплики последнего персонажа; она принесла с собой четкий и продуманный рисунок роли: такой продуманный, что он иногда казался блестящей импровизацией.

Такого вдохновения никто в съемочной группе еще не испытывал: не часто приходится снимать зло в концентрированном виде, оставаясь при этом в полной безопасности, под защитой юпитеров, светофильтров и жужжащей камеры.

Об Александровой больше никто не вспоминал, она казалась теперь пробным шаром, жалким подобием первой платонической любви, которую напрочь смывает первый, упоительно-бесстыдный опыт ночи с дешевой проституткой.

Братны два раза за смену менял рубашки – они насквозь промокали от пота. Таким я не видела его еще ни разу: он потел от блестяще складывающейся съемки, как любой мужик потеет во время акта; впрочем, это и был любовный акт со всеми его составляющими: ласками, сначала робкими, а потом яростными; сдерживаемой страстью, несдерживаемой страстью и обязательным бурным финалом.

В коротком перерыве появился Кравчук с робким молодым очкариком, типичной канцелярской крысой по виду Канцелярская крыса оказалась сотрудником районного отделения милиции по месту жительства пропавшей Александровой, куда Андрей Юрьевич оперативно подал заявление об исчезновении актрисы – никаких родственников у нее не было.

Юная крыса была раздавлена происходящим: она впервые была на “Мосфильме”, она впервые видела настоящие съемки и даже успела поведать Кравчуку, что в детстве мечтала быть звукооператором на студии научно-популярных фильмов. Именно звукооператором и именно – на студии научно-популярных фильмов. Прихотливость такого выбора крыса объяснить так и не смогла и потому ограничилась скучным исполнением скучных профессиональных обязанностей: кто, когда и как, где и в каком состоянии видел актрису в последний раз. В основном его интересовало здоровье пропавшей, от этих старых актрис только головная боль, как я вас понимаю, господа кинематографисты… Все синхронно и великодушно втолковали ему, что Александрова в последний день съемок была утомлена, что съемки пришлось отменить, а старуху на директорской машине отвезти домой. Оказалось, крыса успела побеседовать с вахтершей, дежурившей той ночью, и она подтвердила, что Александрова в сопровождении Кравчука и шофера отправилась домой в районе пяти часов утра, выглядела не очень хорошо, хотя и перекинулась с вахтершей парой слов.

Кравчук действительно подстраховался, он блестяще закрыл Братны и защитил фильм от возможных неприятностей, я и сама была готова малодушно поверить, что дело со старухой обстояло именно так, что не было никакого трупа, ведь и вахтерша говорит то же самое… Но как, черт возьми, как он сумел это сделать?..

Покончив с формальностями, крыса осталась на площадке, и с ней тотчас же произошел прискорбный инцидент. К ней, робко жавшейся в уголке павильона и с упоением взирающей на таинство кино, подошли Вован Трапезников и ассистент по съемочной технике Садыков. Оба тотчас же стали задирать очкастого опера, особенно преуспел в этом шпанистый Садыков, который ненавидел чужаков на съемочной площадке.

– Вован, ты только посмотри, – громко обратился он к Трапезникову, – какие у нас тут посетители застенчивые, к стенке жмутся, а потом экспонометры пропадают. И трансфокаторы. И рельсы для тележки, между прочим!

– Застенчивый, говоришь? Застенчивый – все равно что робкий, – наставительно сказал Трапезников. – Робкий – все равно что несмелый, несмелый – все равно что трус, трус – все равно что дезертир, дезертир – все равно что мародер, мародер – все равно что преступник, преступник – все равно что уголовник. Значит – наш человек. А наших людей обижать нельзя. Так что отстань от Человека, а лучше – угости его косячком…

– Надо же! – восхитился классификации Вована Садыков. – И откуда ты только это взял?

– В книжке прочел.

– В какой?

– Серия “Библиотечка “Крокодила”, понял?

Крыса пропустила мимо ушей и издевательства Вована, и пассаж о косячке и даже попыталась строить глазки Даше Костромеевой. А спустя полчаса была выдавлена с площадки безжалостным Кравчуком: “Извините, наш режиссер не любит посторонних в павильоне во время съемок…” – “Да-да, я понимаю, простите, пожалуйста, как только что-нибудь выяснится, мы обязательно вам сообщим. Но лучше, конечно, со временем подать в федеральный розыск…"

Напоследок подружка главного героя Даша Костромеева улыбнулась молодому оперу улыбкой Татьяны Александровой с фотографии пятидесятилетней давности, губки сердечком, мечта курсантов Высшей школы милиции и разведенных сотрудников РУОПов. Но ведь кто-то же оставил фотографию в гримерке?.. Нужно обязательно спросить о ней Кравчука… Если он вообще захочет говорить со мной на эту тему.

…Последние формальности с Александровой были улажены, ее судьба не волновала больше никого, кроме сердобольной Ирэн, вообще склонной к абстрактному гуманизму; теперь об Александровой можно было благополучно забыть – в фильме появилась новая звезда.

И в честь новой звезды в конце смены была устроена грандиозная попойка.

Не пили только трое: Братны, Кравчук и Митяй. Даже Фаина Францевна опрокинула несколько стопок, предварив их витиеватым тостом во славу киноискусства вообще и гениального режиссера Анджея Братны, – грубая лесть сошла ей с рук и была встречена нестройными аплодисментами и лихим посвистом. “Вы такие славные, такие молодые, я и сама чувствую себя рядом с вами помолодевшей, вы такие талантливые, такие красивые”, – вдохновенно врала старуха, по очереди обводя глазами распаренные от выпитой водки, сомнительные рожи членов съемочной группы.