Теперь пора проверить, насколько верно пациентка воспринимает действительность.
— Вы знаете, какое сегодня число?
Молчание.
— Посмотрите на часы, там, на стене. Можете сказать, который час?
В ответ — только застывший взгляд.
Хьерсти Рёдсмуэн подождала. Длинная стрелка часов, дрожа, перескочила на одно деление.
Бесполезно.
— Я пойду, — сказала Хьерсти и встала. — За вами придут и проводят вас в палату. Вы в полной безопасности.
— Мне надо поговорить с Харри, — вдруг сказала женщина низким, почти мужским голосом.
Хьерсти остановилась и оглянулась:
— С каким Харри?
— С Харри Холе. Срочно.
Хьерсти попыталась заглянуть ей в глаза, но женщина по-прежнему смотрела вглубь себя.
— Но вы должны хотя бы сообщить мне, кто такой этот Харри Холе, Катрина.
— Старший инспектор убойного отдела в Осло. И назовите ему мою фамилию, Хьерсти.
— Братт?
— Нет, Рафто.
— Хорошо, но не могли бы вы сообщить мне, о чем собираетесь беседовать с Харри Холе, чтобы я могла в дальнейшем…
— Вы не понимаете. Они все умрут…
Хьерсти медленно опустилась на стул:
— Я понимаю. А почему вы думаете, что они все умрут, Катрина?
Наконец женщина взглянула на нее. Ее глаза напомнили Хьерсти Рёдсмуэн красную карточку в игре «Монополия» — карточку с надписью: «Ваши дома и отели горят».
— Вы ничего не понимаете, — откликнулся низкий, почти мужской голос. — Это не я.
В два часа Харри остановил машину возле дома Ракель на Холменколлвейен. Снег перестал, и Харри решил не оставлять следов от шин на парковке в саду. Снег тихо и протяжно хрустел под ногами, а в затемненных окнах отражался яркий дневной свет.
Он поднялся по лестнице к двери, открыл скворечник, положил туда часы Ракель и закрыл дверцу. Он уже повернулся, чтобы двинуться обратно, как дверь за его спиной распахнулась.
— Харри!
Харри обернулся и попытался улыбнуться: перед ним стоял обнаженный человек с полотенцем вокруг бедер.
— Матиас, — с трудом выговорил Холе. — Ты меня напугал. Я думал, ты сейчас на работе.
— Извини, — рассмеялся Матиас и сложил руки на груди. — Сегодня работаю в ночь. Поменялся. Хотел душ принять, тут слышу, кто-то шуршит у двери. Я-то думал, это Олег, а у него ключи тугие, понимаешь?
Харри понимал. Тугие ключи когда-то принадлежали ему. Значит, Ракель отдала их Олегу, а Матиас получил ключи мальчика. Женщины…
— Чего ты хотел, Харри?
Харри отметил, что Матиас сложил руки как-то неестественно высоко, будто прикрывал ими что-то.
— Да так, — ответил он. — Просто проезжал мимо и хотел занести Олегу кое-то.
— Почему в дверь-то не позвонил?
Харри сглотнул:
— А я сразу догадался, что он еще из школы не вернулся.
— Это как?
Харри кивнул, давая понять Матиасу, что, по его мнению, это вполне уместный вопрос, и объяснил:
— Снег.
— Снег?
— Да. Он прекратился два часа назад. А лестница чистая, никаких следов.
— Ну надо же, Харри! — весело воскликнул Матиас. — Вот это дедукция в повседневной жизни! Сразу видно, что ты следователь.
Харри натянуто рассмеялся вместе с ним. И тут руки Матиаса чуть опустились, и Харри разглядел то, что Ракель называла «небольшим физическим недостатком». Там, где обычно у мужчин располагаются соски, у Матиаса была гладкая чистая кожа.
— Это наследственное, — сказал Матиас, проследив за взглядом Харри. — У моего отца так же было. Редко встречается, но совершенно не опасно. Да и к чему они мужику?
— Точно, к чему? — отозвался Харри и почувствовал, как горят его уши.
— Хочешь, я передам Олегу… что ты там ему принес?
Харри воровато бросил взгляд на скворечник:
— Нет, спасибо. Завезу в другой раз. — Холе скорчил гримасу, которая, как он надеялся, должна была подтвердить правдивость его слов. — Давай-ка, иди в душ.
— О'кей.
— Будь здоров.
Сев в машину, Харри треснул ладонями по рулю и громко выругался. Он вел себя как двенадцатилетний карманник, взятый с поличным. Врал Матиасу прямо в лицо. Врал, изворачивался и вообще был засранцем.
Он завел мотор и ударил кулаком по панели: он не должен постоянно думать о работе, надо переключиться на что-то другое. Получалось плохо: всю дорогу мысли теснились в голове, возвращаясь к последнему делу. Он думал о физических недостатках, о красных плоских сосках, которые выглядят на белой коже как пятна крови. О пятнах крови на необработанном дереве. Вдруг в мозгу всплыли слова специалиста по грибку: «Выход один — покрасить всю стену красным».
Значит, он поранился. Харри на секунду прикрыл глаза, представляя рану. Это должна была быть глубокая рана, раз крови вытекло так много, что… только закрасить всю стену…
Харри резко затормозил и услышал гудок автомобиля. В зеркале он увидел, как по свежему снежку вильнула на полном ходу «тойота-хияче», она пролетела мимо, чудом не задев его машину.
Харри распахнул дверцу, выскочил наружу и огляделся: он стоял возле стадиона «Грёссбанен». Глубоко вздохнул и попытался мысленно разнести на куски ту картинку, что возникла у него в голове, чтобы попытаться сложить ее заново. И она сложилась, ему даже не пришлось менять куски мозаики местами: они подходили друг к другу идеально. Сердце забилось сильнее. Если он прав, то вся версия перевернется с ног на голову. Все сходилось, совпадало с тем, как Снеговик планировал свои действия, как подготавливался к проникновению в дом… А трупы? Ведь теперь понятно, куда они делись. Харри, дрожа, закурил сигарету и попытался реконструировать события, исходя из новой версии. Он начал с куриной шеи, обугленной на срезе.
Харри не верил в озарения, божественное ясновидение и прочую телепатию, но он верил в удачу. Не в везение, которое некоторым дается от рождения, а в систематическую удачу, которую упорным трудом можно себе подчинить и заставить работать в твою пользу. В удачу, которая приходит, если сплетешь такую мелкую сеть, что в нее поймаются все совпадения до единого. Но его нынешняя удача была не такая. Нетипичная удача. Только бы он был прав! Харри посмотрел вниз и увидел, что он растоптал снег и теперь — в прямом и переносном смысле — стоит обеими ногами на земле.
Он сел в машину, достал мобильный и набрал номер Бьёрна Холма.
— Да, Харри? — ответил сонный и почти до неузнаваемости гнусавый голос.
— Судя по голосу, ты здорово болен, — сказал Харри.