Я снова тряхнул его.
– Что ты хочешь этим сказать – росо loco?
– Чокнутый, шариков не хватает, крыша поехала – тебе
что-нибудь это говорит? И прежде чем ответишь, разреши предупредить тебя: если
ты тряхнешь меня еще хоть раз, даже не очень сильно, содержимое моих
внутренностей выплеснется прямо на тебя, и никакая химчистка не сможет удалить
это месиво с твоего костюма.
Он вырвался из моих рук, прежде чем я тряхнул его снова –
даже если бы я на это решился, – и пошел по коридору. Как всегда, зад его брюк
свисал до колен. Он оглянулся назад в тот момент, когда Верной задвигал
бронзовую решетку лифта.
– Тебе нужно отдохнуть, Клайд. И лучше всего начать с
прошлой недели.
– Что с тобой случилось?
– крикнул я, глядя на него. – Что случилось со всеми? – Но к
этому моменту внутренняя дверь лифта закрылась, и мы начали подъем – теперь на
седьмой этаж. Там находится мой маленький кусочек рая. Верной уронил окурок в
ведро с песком, стоящее в углу, и тут же сунул в рот новую сигарету. Он чиркнул
спичку о ноготь большого пальца, закурил и сразу закашлялся. Теперь я увидел
крошечные капли крови, вырывающиеся, подобно красному туману, между его
потрескавшимися губами. Это было отвратительное зрелище. Его глаза опустились и
безучастно уставились в дальний угол, ничего не видя, ни на что не надеясь.
Запах Билла Таггла висел между, нами подобно духу прошлых пьянок.
– Окей, Берн, – произнес я. – Что с тобой и куда ты
отправляешься?
Верной никогда не использовал все разнообразие английского
языка, и эта привычка не изменила ему и сейчас.
– Это рак, – сказал он. – В субботу я выезжаю на «Цветке
пустыни» в Аризону. Там я буду жить у сестры. Не думаю, что успею ей надоесть.
Сестре придется сменить постельное белье не больше двух раз. – Лифт
остановился, и Верной отодвинул решетку. – Седьмой, мистер Амни. Ваш маленький
кусочек рая. – При этом он, как всегда, улыбнулся, однако на этот раз улыбка
напоминала гримасу черепа, которые лепят из леденцов в Тихуане в День поминовения.
Теперь, когда дверь открылась, я почувствовал в своем
маленьком кусочке рая запах чего-то настолько странного, что не сразу понял его
происхождение: пахло свежей краской. Я запомнил эту странность и тут же перешел
к другим проблемам, которых у меня набралось немало.
– Но это несправедливо, – сказал я. – Ты сам знаешь, Берн,
что это несправедливо.
Он уставился на меня своими пугающе безучастными глазами. В
них я увидел смерть, черную фигуру, машущую крыльями и манящую к себе за тонкой
пленкой выцветшей голубизны.
– Что несправедливо, мистер Амии?
– Ты должен сидеть здесь, черт побери! Сидеть вот тут!
Сидеть на своем стуле с Иисусом и портретом жены над головой. А не вот с этим!
– Я протянул руку, сорвал карточку с силуэтом человека, ловящего рыбу в озере,
разорвал се пополам, сложил половинки вместе, снова разорвал их и бросил на
пол. Они трепеща опустились на выцветший красный коврик подобно конфетти.
– Значит, я должен сидеть вот здесь, – повторил он, не сводя
с моих глаз своих ужасных зрачков. Позади нас двое рабочих в измазанных краской
комбинезонах повернулись и взглянули на кабину лифта.
– Совершенно верно.
– И сколько времени, мистер Амни? Поскольку вам все
известно, может быть, вы скажете это мне, а? Сколько времени я должен гонять
вверх и вниз этот проклятый лифт?
– Ну.., вечно, – ответил я, и это слово повисло между нами,
еще один призрак в лифте, наполненном табачным дымом. Если уж мне дали бы
возможность выбора, я выбрал бы запах Билла Таггла.., но у меня не было выбора.
Вместо этого я снова повторил: – Вечно, Берн.
Он затянулся своим «Кэмелом», закашлялся, и вместе с
табачным дымом изо рта его вылетели крошечные капельки крови. Он продолжал
смотреть на меня.
– В мои обязанности не входит давать советы тем, кто снимает
здесь служебное помещение, мистер Амни, но я, пожалуй, все-таки дам вам совет,
поскольку это последняя неделя моей работы здесь и все такое. Может быть, вам
следует посоветоваться с врачом. С таким, который показывает вам чернильные
пятна и спрашивает, что они вам напоминают.
– Ты не должен уходить на пенсию, Берн. – Мое сердце билось
чаще, чем когда-либо раньше, но я заставил себя говорить спокойно. – Ты просто
не можешь.
– Неужели? – Он вынул сигарету изо рта – свежая кровь уже
пропитала ее фильтр – и затем посмотрел на меня. Его улыбка была страшной. –
Мне кажется, мистер Амни, у меня просто нет выбора.
О малярах и песо
Запах свежей краски ударил мне нос, заглушив запах табачного
дыма Вернона и все еще не позабытую вонь от подмышек Билла Таггла. Рабочие в
комбинезонах сейчас занимались окраской стены недалеко от двери моего офиса.
Сначала они укладывали вдоль стены длинный кусок брезента, чтобы не капать на
пол, и вдоль него расставляли свои банки с краской, кисти и скипидар. Тут же
стояли и две стремянки, ограничивая фронт их работ, как потрепанные книжные
корешки. У меня появилось желание побежать по коридору, разбрасывая пинками
все, что там было. Какое они имеют право красить эти старые темные стены
кощунственно сверкающей белой краской?
Однако вместо этого я подошел к тому маляру, который
выглядел так, будто его коэффициент интеллектуальности измерялся двузначной цифрой,
и вежливо спросил, чем заняты они с приятелем. Он оглянулся на меня.
– Здорово выглядит, правда? Я грунтую цветом «мисс Америка»,
а Чик вон там добавляет румянчика с пупочков Бетти Грэбл.
С меня было достаточно. Достаточно маляров, достаточно всего
остального. Я протянул руки, схватил остряка под мышки и кончиками пальцев
нажал на особенно чувствительный нерв, скрывающийся там. Он завопил и выронил
кисть. Белая краска забрызгала его ботинки. Его напарник посмотрел на меня
робким взглядом лани и сделал шаг назад.
– Если ты попробуешь сбежать раньше, чем я отпущу тебя, –
зарычал я, – то увидишь, что ручка твоей кисти воткнута в твою задницу так
глубоко, что понадобится мощный зажим, чтобы зацепить щетину на ней. Хочешь
попробовать, чтобы убедиться, что я не лгу?
Он перестал двигаться и замер на краю брезента, поглядывая
по сторонам в надежде на помощь. Помощи не было. Я чуть ли не ожидал, что Кэнди
откроет дверь и выглянет в коридор, чтобы посмотреть, что за шум, но дверь была
плотно закрыта. Я снова обратил внимание на остряка, которого держал под мышки.
– У меня к тебе простой вопрос, приятель: чем ты здесь
занимаешься, черт побери? Ты готов ответить или требуется дополнительное
убеждение?