– Садись к столу, – сказал Алан, – и давай лопать.
Она расхохоталась и обняла его. Она гладит мне спину не
ладонями, а запястьями, подметил все тот же наблюдатель внутри Алана. Но другая
часть, менее наблюдательная, зато более чувственная, обратила внимание на то,
как тесно прижалось к нему ее тело и как приятно пахнет шампунь, которым она
пользовалась.
– Ты мой самый дорогой, – тихо произнесла Полли. Он целовал
ее сначала осторожно, нежно, потом настойчивее, а руки скользнули со спины к
округлым ягодицам. Ткань старых джинсов под его ладонями была мягкая и гладкая,
как кротовая шкурка.
– Расслабься, парень, – шепнула Полли. – Сначала танцы,
потом обжиманцы.
– Не обманешь? – в шутку спросил Алан и подумал, что если ее
рукам и в правду не стало легче, она найдет отговорку.
Но Полли сказала:
– Зуб даю, – и Алан уселся за стол довольный.
Временно.
5
– Эл приедет домой на выходные? – спросила Полли, когда они
убрали со стола после ужина. Старший сын Алана учился в Милтонской академии на
юге Бостона.
– Не-е, – промычал Алан, отмывая тарелки. Полли продолжала
наигранно небрежно.
– Я думала раз в понедельник тоже свободный день по поводу
Дня Колумба…
– Он едет к Дорфам в Кейп Код, – перебил Алан. – Карл
Дорфман, его сосед по комнате, он называет его Дорфом. Эл позвонил во вторник и
спросил, можно ли ему поехать туда на три дня. Я сказал – валяй.
Она тронула его за руку и заставила повернуться к себе лицом.
– Насколько я в этом виновата, Алан?
– Насколько ты виновата в чем? – он был искренне удивлен.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты хороший отец и не дурак к
тому же.
Сколько раз Эл приезжал домой с тех пор, как начался учебный
год?
Тут Алан понял, на что она намекает, и ободряюще усмехнулся.
– Всего раз и то лишь потому, что ему надо было переговорить
с Джимми Кэтлином, со старым приятелем по компьютерному классу из школы. Одна
из новых программ, которые он составлял, не выходила на новом Коммодоре-6,
который я подарил ему на день рождения.
– Вот именно, Алан. Он считает, что я слишком быстро влезаю
на место его матери, и…
– Бог мой, – вздохнул Алан. – Долго ты еще будешь мучиться,
будто Эл считает тебя злой мачехой?
Полли хмуро сдвинула брови.
– Я думаю, ты извинишь меня, если я не считаю этот вопрос
таким забавным, каким считаешь его ты.
Он осторожно взял ее за запястья и поцеловал в уголок губ.
– Я вовсе не считаю этот вопрос забавным. Иногда случается и
я как раз недавно об этом думал – что я сам чувствую себя не в своей тарелке
рядом с тобой. Кажется, что это случилось слишком скоро. На самом деле это не
так, но иногда кажется. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Она кивнула. Нахмуренные брови слегка расправились, но не
окончательно.
– Конечно, понимаю. Герои кинофильмов и телесериалов гораздо
дольше ходят вокруг да около, правда?
– В самую точку. В кино тебя вдоволь напичкают
переживаниями. Но это не горе. Настоящее горе слишком реально. Горе это… – Он
отпустил ее руки, взял тарелку и принялся ее вытирать. – Горе жестокое,
беспощадное.
– Поэтому временами у меня появляется чувство вины, это
правда. – Алан был удивлен тем, как сам того не желая, защищался. – Иногда
потому, что кажется слишком скоро, хотя на самом деле не слишком, иногда
потому, что слишком легко через это прошел, хотя и это совсем не так. Мысль,
что я еще недогоревал, частенько посещает, не буду отрицать, но в глубине души
я понимаю, что мысль пустая… потому что часть меня и часть очень большая, все
еще горюет.
– Ты всего лишь человек, – мягко произнесла Полли, – а
судьбу не переспоришь, какие бы гадости она не подкидывала.
– Да, наверное, ты права. Что касается Эла, то он
справляется с этим по-своему. Его способ хорош, во всяком случае достаточно
хорош, чтобы вызывать мое уважение. Он все еще тоскует по матери, но если и
горюет, – а я думаю, что так оно и есть, хотя не стал бы утверждать, – то
горюет по Тодду. Но твои подозрения, что он не приезжает, потому что осуждает
тебя или нас обоих, ни на чем не основаны.
– Я рада, если это так. Ты не представляешь, какой камень
снял с моей души. Но все равно кажется…
– Что все неправильно, да?
Она кивнула.
– Я понимаю тебя. Поведение детей, даже если оно такое же
нормальное, как температура тридцать шесть и шесть, все равно кажется взрослым
не таким, каким должно быть. Мы забываем, как легко они излечиваются, иногда, и
почти всегда не учитываем, как быстро они меняются. Эл уходит. Уходит от меня,
от своих старых товарищей, таких как Джимми Кэтлин, от Касл Рок.
Уходит – вот и все. Улетает, как ракета, когда включается
двигатель третьей ступени. С детьми всегда так происходит, а для родителей это
всегда неожиданность.
– И все-таки мне кажется рановато, – задумчиво пробормотала
Полли. Семнадцать лет еще не тот возраст, чтобы улетать.
– Конечно, рано, – в голосе у Алана появилась суровая нотка.
– Он потерял мать и брата в идиотской аварии. Его жизнь раскололась, моя жизнь
раскололась, и мы существуем таким образом, каким мне, кажется, существуют все
отцы и сыновья, оказавшиеся в подобной ситуации и пытающиеся собрать осколки.
Нам это вполне удается, но я был бы слепцом, если бы не видел, что все
меняется. Моя жизнь здесь, Полли, в Касл Рок, его – нет, уже нет. Я надеялся,
что все еще можно вернуть, но увидев его глаза, когда предложил перевести сюда,
в колледж, понял, что былого не вернешь. Он не хочет сюда возвращаться, Полли,
потому что здесь слишком много воспоминаний. Может быть… когда-нибудь… – теперь
я не хочу на него давить. Ни к тебе, ни к нам с тобой вместе это не имеет
никакого отношения. Договорились?
– Договорились. Алан?
– Ну?
– Ты скучаешь по нему?
– Да, – сразу признался он. – Все время, каждый день. – Он
вдруг почувствовал, что вот-вот расплачется и, отвернувшись, открыл створку
буфета, чтобы выиграть время и взять себя в руки. Самым простым способом
сделать это было поменять тему разговора и как можно быстрее. – Как Нетти? –
спросил он и к своему облегчению заметил, что голос не выдает его состояния.
– Говорит, что лучше, но очень долго не подходила к
телефону. Я уже представляла себе, что она лежит на полу без сознания.