Ольга сидела в кровати, маленькая и несчастная, с прижатыми
к лицу руками. На секунду Звягинцеву стало жаль ее; жаль даже больше, чем
пострадавшую Наталью Владиленовну. Ольга Красинская отнюдь не выглядела мелкой
хулиганкой, способной учинить в ледовом городке еврейский погром средней руки.
К тому же ей явно нездоровилось: мокрые пряди волос прилипли ко лбу, а под
глазами залегли темные круги.
Похоже, что сходные чувства испытала и Запесоцкая: во всяком
случае, ее воинственный пыл явно пошел на убыль.
— Доброй ночи, Ольга Игоревна, — пробухтел
Звягинцев, пытаясь вложить в свой грубый голос как можно больше
снисходительного добродушия.
— Что случилось? — не глядя на ночных гостей,
снова спросила Ольга у мужа.
— Видите ли, Ольга Игоревна… Я пришел… Мы пришли к вам,
так сказать, не с очень радостными известиями. Собственно, вопрос у меня только
один: зачем вы это сделали?
— Что? — На лице Ольги отразилась мука
непонимания.
— Ну как — что? Разрушили скульптуры из льда.
— Я? — Ее голос был полон такого страстного,
такого жгучего удивления, что Звягинцев даже на секунду усомнился, а видел ли
он следы разрушений. — О чем вы говорите? Что значит — «разрушила
скульптуры»?
— Ну как же, Ольга, — видя, что жалкое подобие представителя
закона не мычит и не телится, Запесоцкая взяла инициативу в свои руки. —
Вы крушили скульптуры, а потом, когда я попыталась остановить вас, — вы
ударили меня. Разбили очки.
— Нет, — Ольга обвела всех полными слез
глазами. — Нет, что вы!..
— Покажите очки, тряпка, — шепнула Звягинцеву
Наталья Владиленовна и громко добавила:
— У нас есть вещественные доказательства.
Звягинцев послушно вынул из кармана очки и протянул их
Марку. Тот несколько секунд тупо рассматривал их.
— Кара? — Он вопросительно поднял брови. —
Это правда, кара?
— Марк!
— Видимо, произошло недоразумение… Вы уверены, что это…
Что это совершила именно моя жена?
— Не держите меня за дуру, молодой человек! Я знаю вашу
жену и не могла ошибиться.
— Дело в том, что все это время мы были вместе, так что
все ваши обвинения выглядят несостоятельными.
— Меня хотят уличить во вранье? — Запесоцкая
нервно пожевала губами. — Может быть, я не очень хорошо вижу…
— Тем более, — совсем недипломатично вставил Марк.
— Может быть, я не очень хорошо вижу, но не настолько,
чтобы не узнать человека с расстояния двух шагов… И потом — она ударила меня.
— Я не могу это комментировать. — Марк поднял руки
и даже поправил воображаемый галстук.
Но достойно завершить эту импровизированную
пресс-конференцию ему не удалось: в дверь требовательно постучали.
Похоже, что этот сиротский коттедж пользуется большой
популярностью в ночное время, меланхолично подумал Звягинцев. Прямо как
народные центры самогоноварения в достославную советскую эпоху.
Марк — в который раз за сегодняшнюю ночь — пошел открывать.
— Марик, душка, что это происходит с Лелишной? —
раздался голос ее подруги, которая была так невежлива со Звягинцевым. Стриженая
кошка, обмылок Дома моделей, такая же шумная, как крышка для унитаза.
Звягинцев не любил женщин Инкиного типа: узкозадая лахудра,
с целым выводком серег в ушах и цепочкой на щиколотке, разбила сердце его сына
Володи. За три месяца до смерти.
— Тише, пожалуйста, Инесса. — Они все еще стояли
возле двери, и Инка не могла видеть ночных гостей Красинских.
— Спит, что ли?
— Спит, — обреченным голосом сказал Марк.
— Хотела бы я так спать… С чувством выполненного долга.
— Приходи завтра. Инка.
— Да нет, я просто хотела выяснить, с каких это пирогов
она меня послала сорок минут назад.
— Уходи, пожалуйста.
— Я так и знала, что ты доведешь жену до ручки своим
рационализмом и миссионерским сексом, Марик, душка! Я чуть по морде от нее не
получила. А вся моя вина заключалась лишь в том, что я сходила в бар пропустить
стаканчик. А потом, когда вышла подышать свежим горным воздухом, — она мне
навстречу. В совершенно невменяемом состоянии. Пронеслась мимо, как на шабаш,
только метлы не хватало. Она вообще до дома добралась?..
— Да. Уходи.
— Да что с вами в самом деле?
— Это-то мы и пытаемся выяснить, — радостно
сообщил Инке Звягинцев, мелким бесом выпрыгнувший из-за двери.
— О! Да у вас здесь полна ж… Полна горница
людей. — Инка, казалось, даже не удивилась столь позднему визиту
Звягинцева.
— Да вы проходите, барышня, все равно никто не
спит. — Звягинцев взял на себя функции радушного хозяина.
— Ну, если вы настаиваете…
— Настаиваю.
Инка вошла в дом, поздоровалась с Натальей Владиленовной («А
вы что здесь делаете, Наташа?») и устроилась в кресле. Запесоцкая заняла другое
кресло, а Марк сел на кровать, рядом с женой: Ольга сразу же вцепилась в его
руку обеими руками. Звягинцеву посадочного места не хватило, но спустя
несколько минут он утешился бутылкой мартини, стоявшей на каминной полке.
— Ну, — сказал Звягинцев, самым непосредственным
образом залив в глотку мартини, — приступим к опросу свидетелей.
— А что, собственно, произошло? — Инка вскинула
брови.
— А произошло вот что, барышня. Ваша подруга сегодня
ночью совершила акт вандализма плюс мелкое хулиганство…
— Я бы не сказала, что хулиганство было таким уж
мелким, — поправила Пал Палыча Запесоцкая и инстинктивно провела рукой по
лицу.
— Неважно. Вот Наталья Владиленовна утверждает, что
застала вашу подругу, — Звягинцев кивнул в сторону Инки, — и вашу
жену, — далее последовал кивок в сторону Марка, — за весьма
предосудительным делом: она разбивала ледовые скульптуры самым варварским
способом. Я сам это видел.
— Как она разбивала? — переспросила Инка.
— Нет. Последствия.
— А почему вы решили, что это именно она?
— Потому что были свидетели. Вот, Наталья Владиленовна,
прошу любить и жаловать.
— Это правда? — обратилась Инка к Запесоцкой.
— К сожалению.
— Зачем, Ольга? — Вопрос подруги застал Ольгу
врасплох.
Она расплакалась так отчаянно и горько, что даже Запесоцкая
покраснела.
Сердце Звягинцева сжалось — ему совсем не нравилась эта
ночная история. Он никогда не был психологом, но не заметить растерянность и
подавленность молодой женщины было невозможно.