Ужасные невинные - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 91

Любая.

Кроме соплячки, дочери Анны Брейнсдофер-Пайпер.

– Какого хера? – орет соплячка, стоит Анне Брейнсдофер-Пайпер приблизиться к нам. – Какого хера ты сюда приперлась? Как ты узнала?

– Я звонила бабушке в Москву. Она сказала, что сегодня ты должна прилететь…

Анна Брейнсдофер-Пайпер выглядит виноватой, низкий глухой голос приятного тембра тоже полон вины. Мне хочется врезать соплячке так, чтобы мой собственный кулак застрял у нее в трахее, но вместо этого я покровительственно обнимаю мудаковатую дочь Анны Брейнсдофер-Пайпер за плечи. В глазах сочинительницы crimi все должно выглядеть интимно. Эротично. Недвусмысленно. Я на ее стороне, я переметнулся на ее сторону, как только увидел Анну Брейнсдофер-Пайпер, но мой паспорт… Он пока на стороне соплячки.

Сочинительница понижает и без того низкий голос до трагического шепота: это шведский шепот, насколько я могу судить.

– Говори на русском! – требует соплячка. – Дэн не знает шведского. И мне не хотелось бы, чтобы он думал, что моя мать обсирает моего дружка… Да, Дэн, познакомься. Это – моя мамахен. Анна Брейнсдофер-Пайпер, писака. А это – Дэн. Мой дружок. Я с ним сплю. И он замечательный.

– Катя! – большегрудая красавица морщится, как от зубной боли. – Ну что ты такое говоришь, деточка!..

– Ты на тачке?

– Господи, ну конечно…

– О'кей. Мы хотели добираться на автобусе, но раз уж ты приехала… Пожалуй, мы поедем с тобой.

– И он тоже? Этот твой… Дэн?

– У тебя есть возражения?

– Нет… Поедемте… дети.

Дети. Гы-гы, бу-га-га, нахх!.. На то, как с губ Анны Брейнсдофер-Пайпер слетает имя Дэн, стоит посмотреть. Еще не мешало бы продавать билеты на это зрелище, на этот аттракцион. Лягушонок не солгала мне: между именем Дэн и Анной Брейнсдофер-Пайпер существует незримая связь, многолетняя связь, покоящаяся сейчас под слоем губной помады. Стоило только соплячке произнести имя Дэн, как она (губная помада, а вовсе не Анна Брейнсдофер-Пайпер) моментально съежилась, сбилась в комочки и даже поменяла цвет: с темно-вишневого на телесный. Теперь мне легко представить сочинительницу crimi без макияжа, с молодой, а не просто холеной кожей. С губами, которых касались губы человека по имени Дэн; память об этих прикосновениях ни одной помадой не замажешь.

Мы идем к стоянке – Анна Брейнсдофер-Пайпер чуть впереди, я с Лягушонком – метрах в тридцати от нее. У Анны Брейнсдофер-Пайпер отличная фигура. У нее красивое лицо, роскошная грудь, блестящие волосы (темно-каштановые с легкой проседью), что ж, я могу понять ее первого мужа. Немца. И ее второго мужа. Швейцарца. И нынешнего – мудака шведа, отца Лягушонка. Именно он и метал икру, меланхолично думаю я, именно он и произвел Лягушонка на свет. Потому что представить, что между красавицей Анной и Лягушонком существует родственная связь, невозможно.

– Не пялься, – шипит соплячка. – Не пялься на мою мамахен.

– Я не пялюсь.

– Тем, кто пялится на нее, бывает очень плохо.

– Да неужели!

– Ага. Мой прошлый дружок… Прошлый Дэн… Попробовал подбить к ней клинья.

– И что?

– А то, что теперь он сидит в тюряге. И это я его туда запихнула. Я!..

Я снова обнимаю соплячку за плечи, я прижимаюсь к ней, я почти касаюсь губами ее уха, от которого едва слышно попахивает мокрым песком и разложившимися водорослями:

– Что, сдала его копам как педофила-извращенца? Наплела, что он хотел изнасиловать тебя? Склонял к оральному и анальному сексу?

– Ты как в воду смотришь, Дэн! – лыбится соплячка.

– И они поверили в это?

– Достаточно того, что мой папаша поверил. А мой папаша – очень влиятельный мудак. И он терпеть не может русских. Русских парней. А ты ведь русский парень. Я еще в самолете это поняла.

– Чтоб ты сдохла!..

– Хи-хи! Какой ты милый, Дэн!.. И твой паспорт у меня. И ты ни слова не знаешь по-шведски. Помни об этом.

…Исходя из прикида Анны Брейнсдофер-Пайпер, исходя из рассказов соплячки о влиятельном мудаке папаше, я ожидаю увидеть лимузин с личным шофером (негром, латиносом, на худой конец – китайцем). Но вместо лимузина моим глазам предстает компактный и вполне демократичный «Пежо», единственное отличие которого от всех других, виденных мною «Пежо», – стеклянная крыша. Ни одного негра, латиноса или китайца в радиусе ста метров не просматривается. Следовательно, роль личного шофера – моего и Лягушонка – будет исполнять сама Анна Брейнсдофер-Пайпер.

Так и происходит.

Сочинительница устраивается на шоферском сиденье, мы с соплячкой занимаем места сзади; моя правая рука занимает место на плечах соплячки; левая рука соплячки занимает место у меня в паху, – мизансцена почти классическая, с нее начинается большинство триллеров, ею же заканчивается большинство мелодрам. Прежде чем тронуться с места, Анна Брейнсдофер-Пайпер несколько секунд изучает нас в зеркале заднего вида. Я хотел бы ободряюще улыбнуться Анне, но… отвожу взгляд и тычусь губами в ухо соплячки. Запах мокрого песка, запах разложившихся водорослей никуда не делся, не ушел, и есть смутное подозрение, что выбивать этот песок изо рта и вытягивать эти водоросли из волос я буду еще очень долго.

– …Вы не возражаете?

Анна Брейнсдофер-Пайпер жмет на кнопку магнитолы, я ожидаю услышать что-нибудь умиротворяюще-классическое, что-нибудь для перестилания простыней, читки Ремарка, размышлений о душе, что-нибудь воняющее высокоморальным хосписом или экскурсией в костел – ничего подобного.

Стинг. «Святая Агнесса и горящий поезд», кажется, так называется вещь.

Тоже неплохо.

– Выключи это дерьмо! – морщится соплячка. – Вот ведь туфта! Правда, Дэн?..

Анна Брейнсдофер-Пайпер умоляюще смотрит на меня. В зеркало заднего вида.

– Правда, – подтверждаю я.

– Поставь лучше вот это.

Части тела соплячки существуют совершенно автономно. Только этим можно объяснить сосредоточенность ее левой руки на моем паху, сосредоточенность и полную неподвижность. Только этим можно объяснить проворство ее правой руки: правая рука расстегивает рюкзак, вынимает плейер, открывает его, вытягивает диск и передает Анне Брейнсдофер-Пайпер. Правая рука соплячки не в курсе, что делает ее левая рука. А если была бы в курсе, то… о черт!., непременно бы присоединилась, перспективы у моего паха не самые радужные.

– Седьмой трек, – командует соплячка.

Со стоянки мы выезжаем под Земфиру.

«А девочка… девочка созрела-а-а!..»

Мне больше не удается поймать взгляд Анны Брейнсдофер-Пайпер. В зеркале заднего вида. Зато нижняя часть ее лица просматривается очень хорошо. Скорбные ноздри, скорбный подбородок, скорбные губы, сложенные в скобку или в подкову: крошечную подкову, темно-вишневую подкову, когда-то ее потерял жеребец по кличке Дэн. Салон сотрясается от голоса Земфиры, салон ходит ходуном.