– А как ты думаешь? – Отец рухнул на кровать-монстр, и под ним протестующе заскрипели пружины. – Вот тут.
Я уставилась на него в немом недоумении. Такого никогда прежде не случалось. «Да в своем ли он уме?» – мелькнуло у меня в голове.
Очевидно, все эти переживания отразились на лице, потому что отец вдруг взял мою руку и с видом раскаивающегося грешника изрек:
– Джени, не смотри так. Ты давно уже не ребенок, и притворяться перед тобой я не буду. Линда тебе нравится. В противном случае я бы не привез ее сюда. Втроем нам станет веселей. Я не могу оставлять тебя одну слишком часто. Ну, будет тебе... не смотри букой. Приготовь кофе, будь добра.
– У меня нет времени.
– Как это понять?
– Мне... мне надо собрать вещи.
Я ринулась в свою комнату, вытащила испод кровати чемодан, бросила его на кровать. Затем принялась один за другим выдвигать ящики и швырять их содержимое в чемодан.
– Что это ты делаешь? – услышала я за спиной голос отца.
Я развернулась к нему с охапкой рубашек, ремней, шарфов и носовых платков в руках и невозмутимо сообщила:
– Уезжаю.
– Куда?
– В Шотландию.
Отец одним махом перескочил комнату и, схватив меня за плечи, развернул к себе. Не давая ему опомниться, я затараторила:
– Ты получил четыре письма! Три от бабушки и одно от адвоката. Ты вскрыл их, прочитал и ничего не сказал мне, так как не хотел, чтобы я возвращалась. Ты даже словом об этом не обмолвился!
Его пальцы разжались, но лицо, как мне показалось, побледнело.
– Откуда ты узнала про письма?
Я рассказала ему о Дэвиде Стюарте и ехидно добавила:
– Впрочем, он мог и не рассказывать. Я и так все знала.
– И что же ты знала?
– То, что ты никогда не хотел, чтобы я осталась в «Элви» после смерти мамы. То, что ты не позволить мне вернуться.
Отец посмотрел на меня с озадаченным видом, но промолчал.
– Я тогда случайно подслушала! – закричала я, словно он внезапно оглох. – Я остановилась в холле и услышала, о чем вы спорили с бабушкой.
– И все это время ты молчала?!
– А что толку? – ответила я вопросом на вопрос.
Он осторожно присел на край кровати, боясь помять мои вещи.
– Ты хотела остаться?
Его бестолковость взбесила меня.
– Ты ничего не понял! Я хотела быть с тобой, и ничего другого мне не было нужно, но с тех пор прошло семь лет, теперь я стала взрослой, так что ты не имел никакого права прятать от меня эти письма и молчать.
– Ты мечтаешь вернуться?
– Да. Я люблю «Элви». Сам знаешь, как много для меня значит это слово. – Я собрала фотографии и сунула их в набитый чемодан. – Я... я не собиралась поднимать этот вопрос. Думала, тебе будет больно, и потом, я все равно не могла уехать, так как некому было присматривать за тобой. Но теперь другое дело.
– Значит, другое дело, и ты уезжаешь. Останавливать тебя я не буду. Но как ты собираешься туда добраться?
– Дэвид Стюарт уезжает из Ла-Кармеллы в одиннадцать. Если поторопиться, я еще могу успеть. Он забронировал мне билет до Нью-Йорка на завтра.
– А когда ты вернешься?
– О, не знаю. Наверное, не скоро. – Я с трудом запихнула в чемодан «Дар моря» Энн Морроу Линдберг, книгу, с которой никогда не расставалась, и долгоиграющую пластинку Саймона и Гарфункеля, затем опустила крышку. Чемодан не закрывался, тогда я снова открыла его и стала лихорадочно перекладывать вещи, но результат оказался тем же. На помощь пришел отец, он надавил на крышку обеими руками, и замки сами защелкнулись.
Отец выпрямился, и тут наши взгляды пересеклись.
– Я бы не уехала, не будь Линды... – Мой голос задрожал. Я сорвала с вешалки плащ и натянула его поверх рубашки и джинсов.
– На тебе до сих пор передник, – заметил отец.
Раньше мы посмеялись бы над этим нелепым эпизодом, но сейчас я медленно развязала его в напряженной тишине и швырнула на кровать.
– Если я возьму машину и оставлю ее у мотеля, вы с Линдой заберете ее?
– Конечно, – кивнул отец. Он замер на секунду. – Подожди.
Выйдя из комнаты, он тут же вернулся, сжимая в кулаке пачку купюр по пять и десять долларов, все грязные и измятые, как старые газеты.
– Держи, – заявил он, запихивая их в карман моего плаща. – Деньги тебе пригодятся.
– А ты... – начала было я, но в этот момент с пляжа вернулись Линда с пуделем. Мици принялся стряхивать песок, а Линда – выражать бурный восторг от непродолжительного свидания с природой:
– Какие волны! В жизни таких не видела! Высотой не меньше десяти футов. – Она заметила чемодан, плащ и мою кислую физиономию. – Джейн, ты что надумала?
– Отбываю.
– Господи! Но куда?
– В Шотландию.
– Надеюсь, не из-за меня?
– Отчасти. Но только потому, что теперь есть кому присмотреть за отцом.
Линда как-то смущенно улыбнулась, словно присматривать за отцом входило в ее планы меньше всего, но, сохраняя полное самообладание, весело защебетала:
– Желаю удачи. Когда ты улетаешь?
– Сегодня. Сейчас. Доберусь до Ла-Кармеллы на «додже»... – Я уже начала сомневаться в собственной затее, так как ситуация становилась совсем нелепой. Отец взял чемодан и последовал к выходу. – Желаю вам хорошо перезимовать. Штормы здесь не такие уж частые... Да, в холодильнике яйца и рыбные консервы...
Я спустилась по ступенькам крыльца, проскользнула под веревкой с бельем (догадается ли Линда снять его?) и села за руль машины. Отец, положив чемодан на заднее сиденье, пробормотал:
– Джейн...
В эту же секунду я нажала на газ... и только тут вспомнила о Рыжике. Но было слишком поздно. Пес услышал, как хлопнула дверца машины, уловил шум двигателя. Он пулей выскочил из дома и понесся рядом с негодующим лаем, прижав уши в предчувствии какой-то опасности.
Не в силах больше терпеть, я остановила машину. Отец, заорав: «Рыжик!» – бросился за собакой. Рыжик, встав на задние лапы, принялся царапать дверцу машины. Я нагнулась и попыталась оттолкнуть его.
– О, Рыжик, не надо. Уйди. Я не могу взять тебя. Я не могу взять тебя с собой.
Подбежавший отец подхватил собаку на руки и замер, с отчаянием глядя на меня. В глазах Рыжика я прочитала боль и упрек, а лицо отца выражало нечто такое, чего я никогда не видела прежде, но что именно, я так и не поняла. В тот момент я не хотела говорить им «до свидания», только слезы сами собой брызнули из моих глаз.
– Ты присмотришь за Рыжиком? – заревела я. – Запри его, а то он увяжется за машиной. И смотри, чтобы он не попал под колеса. Помни, он ест только «Красное сердце»... Один этот сорт. Не оставляй его одного на пляже, а то украдут. – Я полезла за носовым платком, но его, как обычно, не оказалось на месте, и, как обычно, отец вынул из кармана свой и молча протянул его мне. Я вытерла слезы, обняла отца за шею и поцеловала, и Рыжика тоже, попрощалась с ними.