Я остановилась, указав пальцем на скалу:
– Синклер, что это?
– Пик Дьявола, – пояснил он. Когда мы присели, он развернул карту и стал называть окружающие нас горные вершины: – Бен-Вроттан, Керн-Тул, Бен-Мардуи и длинная каменистая гряда, ведущая к Кернгорму.
– А эта долина?
– Глен-Ди.
– А тот ручей?
– Тот ручей, как ты изящно выразилась, и есть наша самая полноводная река Ди. Здесь ее истоки.
Я не удержалась от удивленного возгласа, ибо в моем представлении величественная река, которую мы видели утром, никак не увязывалась с этим едва заметным жалким ручейком.
Подкрепившись шоколадом, мы встали и побрели дальше, но теперь наш путь лежал прямо к Лайриг-Гру. Вытоптанная тропинка петляла среди островов жухлой травы, уходя вверх, туда, где на горизонте горы сходились с небом. С каждым шагом мы приближались к грозному пику Дьявола, но скоро и он остался позади. Царило полное безмолвие. Мы остались совершенно одни. Ни единого живого существа вокруг – ни кроликов, ни зайцев, ни оленей, ни куропаток! Даже на небе не видно птиц. Ничто не нарушало торжественную тишину. Ни шороха, ни всплеска, только звуки наших шагов да посвистывание Синклера.
У подножия одной горы я разглядела дом, сложенный из серого камня, стоящий на противоположном берегу реки, и полюбопытствовала:
– Что это?
– Там останавливаются путники, которых застигла непогода.
– Как у нас со временем?
– Укладываемся.
Пройдя еще метров сто, я взмолилась:
– Мне хочется есть.
Синклер обернулся и заверил:
– В домике остановимся и перекусим.
Через полчаса мы решили сделать короткий привал и упали на густую траву. Синклер сунул под шею свитер, а я положила голову ему на живот. Я смотрела на безоблачное голубое небо и думала о странности отношений между близкими родственниками. Временами мы были очень близки, как брат и сестра, но порой нас что-то смущало. Я находила объяснение в том, что мы давно уже не дети... что Синклер мне ужасно нравится. И все же какое-то инстинктивное чувство сдерживало меня, будто в глубине сознания иногда звенел колокольчик, предупреждающий об опасности...
Какая-то мошка села мне на лицо, я махнула рукой, но она, отлетев, снова спикировала на меня.
– Черт!
– Ты чего ругаешься? – сонно пробормотал Синклер.
– Муха.
– Где?
– У меня на носу.
Тонкие сильные пальцы потянулись к моему подбородку и замерли там.
– Если мы проспим, то нас разбудит целая команда спасателей во главе с Гибсоном.
– Мы не заснем.
– Ты так уверена?
Я не ответила. Как передать то внутреннее напряжение от его прикосновения, когда меня словно ударило током? Его вызвало сексуальное желание или... страх? В моей голове понятие «страх» никак не связывалось с образом Синклера, но в подсознании всплыл подслушанный ночной разговор. От неприятного воспоминания мне снова стало не по себе. Жаль, что утром я не успела поговорить с бабушкой. По одному выражению ее лица я узнала бы всю правду. Но бабушка не вышла к завтраку, а будить ее я не решилась.
Я нервно дернулась, и Синклер напрягся:
– Что с тобой? Ты натянута как струна. Тебя что-то беспокоит? Неужели чувство вины?
– С чего ты взял?
– Почем я знаю? Может, это из-за отца.
– Из-за отца? Ты шутишь!
– Хочешь сказать, что ты жила в Калифорнии так долго лишь потому, что была совершенно счастлива в Риф-Пойнте, целыми днями расхаживая по песчаному пляжу?
– Не в этом дело. Кстати, отец в данный момент под чутким присмотром. Так что чувство вины тут ни при чем.
– Значит, здесь что-то другое. – Его пальцы скользнули по моей щеке. – Должно быть, все дело в этом страдающем от неразделенной любви адвокате.
– В ком?! – искренне удивилась я.
– В адвокате. Сама знаешь, хитрая Ранкеллур.
– Не цитируй Роберта Луиса Стивенсона, это тебе ничего не даст... и потом, я не возьму в толк, о чем ты говоришь. – Хотя я прекрасно понимала, что он имел в виду.
– О Дэвиде Стюарте, любовь моя. Только не ври, будто не заметила, что вчера весь вечер он смотрел только на тебя. За столом этот тип не сводил с тебя своих жадных глаз. Должен признаться, наблюдать за вами было одно удовольствие. Где ты отхватила такую шикарную восточную шмотку?
– В Сан-Франциско... Но ты шутишь!
– Нисколько не шучу, честное слово. Слепой бы заметил. Как тебе нравится идея стать возлюбленной старика?
– Вовсе он не старик.
– Ему, по-моему, лет тридцать пять. Зато он такой надежный, прелесть моя, – прибавил он тоном жеманной старой девы с аристократическими манерами. – Такой милый мальчик.
– Насмешник!
– Да, я такой. – И, не меняя выражение лица, Синклер выпалил: – Когда ты собираешься вернуться в Америку?
Его вопрос застал меня врасплох.
– А что?
– Просто интересно знать.
– Вероятно, через месяц.
– Как скоро. Я надеялся, ты погостишь подольше. Оставишь отца и пустишь корни на родной земле.
– Я слишком люблю отца и никогда его не брошу. А потом, чем я стану здесь заниматься?
– Пойдешь работать.
– Ты прямо как бабушка. Я не могу пойти работать, потому что у меня нет никакой квалификации.
– Можешь устроиться секретаршей.
– Не могу. Сев за машинку, я делаю кучу опечаток.
– Ты могла бы выйти замуж, – не сдавался Синклер.
– Я не знаю подходящей кандидатуры.
– А как же я?
Его пальцы, гладившие мою щеку, вдруг замерли. Я привстала и недоуменно посмотрела на него. В голубых, как небо, глазах Синклера невозможно было что-либо прочесть.
– Что ты сказал?
– Я спросил, как насчет меня. – Он протянул руку и сжал мое запястье.
– Ты это серьезно?
– Звучит как шутка? Хорошо, я говорю вполне серьезно. Что ты скажешь?
– Ну, во-первых, это почти кровосмешение.
– Ерунда.
– Но почему я? – Наш разговор начинал мне нравиться. – Ты всегда считал меня недалекой и предсказуемой и сам не раз твердил мне об этом, стало быть...
– Вспомнила! Ты теперь совсем другая. Ты превратилась в красивую девушку из рода викингов...
– Но у меня нет никаких талантов. Я не умею даже ухаживать за цветами.
– При чем здесь цветы?!