Теперь это делала Шарлотта. Вращаясь, карусель чем-то напоминала юлу. Наконец завод иссяк и она потихоньку остановилась. Шарлотта присела и стала крутить диск, рассматривая каждое животное по очереди.
— Даже не знаю, кто из них мне больше нравится.
— Мне больше всех нравился тигр, — сказала я. — У него такая свирепая мордочка.
— Да, он немного похож на тигров из «Маленького черного Самбо», которые кружились вокруг дерева и превратились в масло.
— Может быть, Лили напекла нам оладьи на тигрином масле, как мама маленького Самбо, — сказала Феба.
— А для чего старомодные граммофоны можно было крутить быстрее или медленнее? На папиной стереосистеме, которая стоит у нас дома, есть все-все, но, по-моему, там нет такого переключателя, который крутил бы ее быстрее или медленнее.
— Это было очень забавно, — объяснила ей Феба. — Если обычную запись прокрутить медленнее, она начинала звучать как низкий бас какого-то невероятного русского певца, а если быстрее, она становилась высокой и писклявой, словно мышиное пение.
— Но почему? Почему так получалось?
— Понятия не имею, — ответила Феба, которая всегда так здраво отвечала на вопросы, на которые не знала ответа.
Шарлотта обернулась ко мне.
— А вы знаете?
— Нет.
— А вы? — она повернулась к Дэниелу.
Все это время он сидел молча. Он молчал и на протяжении большей части чаепития. Теперь он опять сидел в старом кресле Чипса и наблюдал за каруселью вместе с нами, но мысли его витали где-то далеко. Сейчас мы все смотрели на него в ожидании, но он даже не понял, что Шарлотта обратилась именно к нему, и ей пришлось повторить свой вопрос.
— Вы знаете, Дэниел?
— Знаю что?
— Почему музыка начинает пищать, когда пластинка вращается быстро, и звучит как низкий бас, когда она вращается медленно?
Он подумал над этим вопросом и предположил, что дело тут, наверное, в центробежной силе.
Шарлотта сморщила нос.
— А что это такое?
— Это то, благодаря чему работает центрифуга, отжимающая белье.
— У меня нет такой центрифуги.
— Ну, может быть, она у тебя будет, когда ты подрастешь. Ты посмотришь, как она работает, и поймешь, что такое центробежная сила.
Шарлотта вновь принялась крутить ручку граммофона. Часы на каминной полке пробили пять.
Феба мягко сказала:
— Шарлотта, пожалуй, тебе пора собираться домой.
— Да, я уже должна идти?
— Ну, ты не должна, но я сказала, что ты вернешься около пяти.
Шарлотта посмотрела вверх, и вид у нее был очень жалобный.
— Я не хочу уходить. И я не могу идти пешком, потому что на улице дождь.
— Пруденс отвезет тебя на машине.
— Ну…
Боясь, что она сейчас расплачется, я поспешила сказать:
— Не забывай, что у нас есть планы на завтра. Съездим куда-нибудь на машине. Хочешь, я за тобой заеду?
— Нет, я ненавижу, когда заезжают, потому что ненавижу ждать. Я всегда боюсь, что за мной не придут. Я сама сюда дойду. Пешком, как сегодня утром. Во сколько мне надо прийти?
— Ну, в половине одиннадцатого пойдет?
— Хорошо.
Дэниел поднялся.
— А ты куда собрался? — спросила Феба.
— Мне тоже пора идти, — ответил он.
— Я думала, ты останешься поужинать с нами. Лили сделала куриную запеканку.
— Нет, к сожалению… мне надо ехать. Надо позвонить. Я обещал Петеру Часталу, что свяжусь с Льюисом Фэлконом, но до сих пор еще этого не сделал…
— А, ну что ж, — сказала Феба, которая всегда мгновенно соглашалась с чужими решениями и никогда не пыталась с ними спорить, — тогда поезжай вместе с Пруденс. Она подбросит Шарлотту и отвезет тебя в Порткеррис.
Он взглянул на меня.
— Вы не против?
— Конечно, нет.
На самом деле я была против, потому что мне хотелось, чтобы он остался с нами поужинать.
— До свидания, Феба.
Он подошел поцеловать ее, и она нежно похлопала его по руке, позволяя ему уйти и не задавая вопросов.
Я должна вести себя именно так, сказала я себе, надевая пальто. Если я не хочу утратить его расположение, я должна вести себя именно так.
Он сел впереди, а Шарлотта уселась сзади, подавшись вперед так, что ее бледное личико оказалось между нами.
— А куда мы завтра поедем? — поинтересовалась она.
— Не знаю. Я еще не думала об этом. А где тут интересные места?
— Можно поехать на холм Скадден. Там есть ежевика. И на вершине холма много скал, а на одной из них — след от ноги великана. Правда. Настоящий огромный след.
— Вы можете отправиться в Пенджизал, — сказал Дэниел.
— А что там? — спросила я.
— Там можно прогуляться по скалам, и во время отлива там образуется огромный и глубокий каменный бассейн, в который заплывают тюлени.
Шарлотта тут же забыла про свой холм. Следы великана не шли ни в какое сравнение с тюленями.
— Ух ты, давайте туда поедем! Я никогда не видела тюленей, по крайней мере вблизи.
— Да я даже не знаю, где этот Пенджизал, — сказала я.
— Дэниел, вы покажете нам? — Шарлотта постучала кулачком ему в плечо, изо всех сил стараясь привлечь его внимание. — Вы поедете с нами? Пожалуйста, поедемте с нами!
Дэниел не сразу ответил на эту страстную мольбу. Я знала, что он ждет, что я вмешаюсь и, возможно, придумаю для него какое-нибудь оправдание, но я эгоистично молчала. Сквозь прозрачные полукружия, которые оставляли на ветровом стекле дворники, я видела впереди дорогу, залитую грязной водой, и дубы, черневшие на фоне неба и гнувшиеся под порывами дождя.
— Ну пожалуйста, — настаивала Шарлотта.
— Может быть, — сказал он.
Но она не отставала.
— Это значит да или нет?
— Ну, хорошо… — он повернул к ней голову и усмехнулся, — да.
— О, здорово! — она захлопала в ладоши. — Что мне надо взять с собой, Пруденс? Взять резиновые сапоги?
— Да, пожалуй, возьми. И хороший плащ на случай дождя.
— Но мы ведь устроим пикник, правда? Даже если будет дождь!
— Конечно, устроим. Найдем где-нибудь местечко и поедим. Что ты любишь? Бутерброды с ветчиной?
— Да, и колу.
— Кажется, у нас нет колы.
— Наверное, у бабушки есть. А если и у нее нет, я схожу и куплю. Ее продают в местном магазине.