Лайма отщипнула кусочек котлеты и взяла его на изготовку.
Потом сбросила локтем со стола пачку сигарет и обольстительно улыбнулась вялому
«завскладом»:
— Извините, вы не поднимете, а то мне не совсем удобно…
Тот промычал что-то утвердительное и полез под стол. Когда
он из-под него вынырнул, дело было сделано. Теперь оставалось только ждать.
Лайма откинулась на спинку стула и стала смотреть, как бедолага жует —
размеренно, словно корова жвачку. Смотрел он прямо в стол, причем совершенно
бессмысленным взором.
В это время у Лаймы в сумочке зазвонил мобильный телефон.
Шаталов! Ей так хотелось услышать его голос. И по этому голосу понять — не
обиделся ли он на нее? Однако ни одного слова она не разобрала — в зале
оказалось слишком шумно. Лайма решила выйти на минутку, но, пока бежала к
выходу, Шаталов уже отключился. Она принялась набирать его номер — он был
занят. Она подождала — он не перезвонил.
Пришлось возвращаться обратно несолоно хлебавши. По дороге к
столику она не отрывала взгляда от лысой головы соседа. Вдруг ей показалось,
что голова стала все больше и больше клониться вниз. Она ускорила шаг и была
уже у цели, когда сосед упал лицом прямо в тарелку с недоеденными котлетами, а
правая его рука, судорожно сжимая нож, безвольно повисла вдоль худого
скрюченного туловища.
Вместо того чтобы звать врача и милицию, как она
запланировала, Лайма потеряла над собой контроль. Развернулась на каблуках и
бросилась наутек. Добежала до машины, рыбкой кинулась на сиденье и дала по
газам.
Марш-бросок ее не остался незамеченным — администратор
подозвал новенького и сурово спросил:
— В чем дело, Павел? Ваша клиентка только что в слезах
выбежала из зала! Я вас брал с испытательным сроком, и вы обещали…
— Ради бога, Анатолий Сергеевич, я тут при чем? Сначала
она придиралась, что таблички с именем нет, потом салат просила заменить, я и
заменил. Может, у нее случилось чего, я видел, она по телефону выходила
говорить. Вернется, наверное.
— Она расплатилась?
— Не знаю, счет я не выписывал… Наверное, на столике
деньги оставила, пойду посмотрю.
Администратор отправился следом, контролировать ситуацию.
Постоянные клиенты — это, конечно, почетные гости, но убегать, не
расплатившись, даже им не рекомендуется.
На столике денег не оказалось, только распечатанная пачка
сигарет и зажигалка.
Зато там лежал, лицом в тарелке, второй клиент официанта
Паши.
— Ладно, появится еще, вроде бы приличная
женщина, — процедил администратор. — А что с этим? — указал он
царственной рукой на оранжевую рубаху. — Напился или умер?
Окончательно растерявший свое хамство Павел растерянно
пожимал плечами:
— Не знаю, спиртного они не заказывали…
— Кто — они?
— Ну, он. Суп ел, котлеты…Может быть, сердце, приступ?
Администратор взялся за оранжевое плечо и легонько потряс
мужчину, отчего тот чуть не соскользнул на пол. Паша решил пощупать ему пульс,
и пульс обнаружился. Воодушевившись, официант сбегал на кухню, где одолжил у
девчонок маленькое зеркальце. Затем, взяв клиента за остатки волос, приподнял
ему голову и поднес зеркальце к перемазанному лицу. Зеркальце затуманилось, и
обрадованный Паша бросил голову обратно в тарелку. Клиент тут же встрепенулся и
резко выпрямился на стуле. С его щек стекал кетчуп. Увидев, что стал центром
повышенного внимания, мужчина извиняющимся тоном забормотал:
— Трое суток, понимаете, спать не давали. Вагон
плацкартный, женщина ехала, у нее близнецы, тройня, грудные… Пока одного
покормит, двое орут. Трое суток…
Тут мужчина покачнулся и снова чуть было не упал. Но Лайма,
к сожалению, этого уже не видела и не слышала.
Глава 7
Когда Дубняк думал о группе
"У", его прошибал холодный пот, а думал о ней Борис Борисович в
последнее время очень часто. Опытнейший спецслужбист, беспощадный и
хладнокровный, мастер планирования секретных операций и зубр всякого рода
закулисных махинаций, он, наверное, впервые в жизни ощущал детскую
беспомощность, граничащую с отчаянием.
Своими собственными руками создать монстра о трех головах!
Называется — разовая акция! «Пижон, — проклинал свою самонадеянность
Дубняк. — Вот тебе и дилетанты». Как мог такой ас, как он, забыть простую
истину, что ничего взрывоопаснее дилетантов в его профессии быть не может.
Ужасным было и то, что они никак не могли угомониться и вдобавок пытались
связаться с ним, чтобы доложить о своих безумных похождениях. После памятного
репортажа из аэропорта он, открывая утром газету или включая вечером телевизор,
внутренне сжимался, ожидая увидеть до отвращения знакомые физиономии на снимках
или в кадре.
Он не смог избавиться от них сразу, потом не нашел ничего
лучше, как трусливо скрываться, развязав тем самым руки этим фанатикам. Как
теперь загнать в бутылку вырвавшегося на свободу джинна, он пока не
представлял. Ситуация тем временем становилась все более опасной. Теперь, если
вся эта история каким-то образом всплывет и станет достоянием гласности, под
угрозой окажется не только его карьера, но, возможно, и сама жизнь… Все, что
создавалось столько лет и такими трудами, могло рухнуть в одночасье. Ужаснее
всего было то, что в случае провала группы (а их обязательно где-нибудь да повяжут,
Дубняк не сомневался) все трое дружно укажут пальцами в его сторону: вот он,
руководитель, мы только исполнители. И будут правы.
Чем дольше размышлял Дубняк над проблемой, тем отчетливей
понимал, что если стихию нельзя победить, то ее нужно хотя бы локализовать. Для
начала, пусть это и достаточно рискованно, надо восстановить с группой
"У" связь. Казалось бы, чего проще — включить телефон! Но внезапно
обострившаяся интуиция запротестовала, и он оттягивал и оттягивал исполнение
своего же решения. Но в конце концов усилием воли он заставил себя совершить
поступок. После чего стал ждать.
Ждать пришлось недолго. На следующее утро, когда Дубняк
работал в своем кабинете, телефон издал первую пронзительную трель. Выронив от
неожиданности листы оперативных сводок, которые разлетелись по столу, он полез
в карман пиджака, но сразу не смог ухватить ставшую скользкой как змея трубку.
Телефон все не умолкал, продолжая звонить и вибрировать одновременно, и Дубняку
показалось, что это его бьет нервная дрожь.
Наконец удалось установить связь, и Дубняк обреченно
выдавил:
— Да.
Услышав на другом конце знакомый голос, Лайма едва не
зарыдала от счастья. Она терзала телефон уже много дней подряд, в разное время
суток и почти потеряла надежду связаться с исчезнувшим шефом. И даже стала
всерьез опасаться, что он погиб на каком-нибудь спецзадании или просто умер —
работа-то тяжелая! Что делать в таком случае, она решительно не представляла,
ведь босс был их единственным связующим звеном с таинственным миром спецслужб.
Ни телефонов, ни адресов, ни паролей, ни явок — один только Дубняк.