– Никогда не забываю включить
аппарат, – обиделся я.
– Ну и славно, – одобрила
Нора, – теперь по плану у нас Руфь Соломоновна Гиллер, построй с ней
беседу, опираясь на факты, полученные от Лиры. Поинтересуйся, так уж ли
провинциален был Андрей? Если парень провел много лет в Питере, то это один
человек, коли прибыл из крохотного городка – другой. Опытная актриса должна
заметить акцент, говорок.
– Ясно, только можно мне пообедать?
– Нет проблем, – милостиво разрешила
Нора.
Получив «добро», я повеселел и к ресторану
«Монс» подкатил в хорошем настроении.
– Здравствуйте, Иван Павлович, –
учтиво поклонился метрдотель, завидев меня на пороге, – давненько не
заглядывали.
– Добрый день, Гриша, – отозвался
я, – к сожалению, я пока не заработал на ежедневное посещение «Монса».
– А вас ждут, – сменил тему
Григорий, – самый дальний столик, около красного торшера.
Я кивнул, пересек зал, увидел тощего парня с
сальными, то ли давно не мытыми, то ли слишком сильно намазанными гелем
волосами и сказал:
– Вы, очевидно, Владимир?
Юноша отложил вилку.
– Иван? Я здесь заказал немного, очень
есть хочется, надеюсь, вы не против?
– Конечно, нет, – стараясь быть
приветливым, ответил я, оглядывая стол.
Тарелка с устрицами, черная икра, хрустящие
тосты, крабовый салат и фужер с темно-коричневым напитком, по цвету явно
дорогой, элитный коньяк. Да, «легкий перекус» с журналистом обойдется мне в
кругленькую сумму.
– Ну, ты готов стать звездой? –
усмехнулся Коэн, щедро намазывая икру на кусок хлеба.
– Не совсем.
– Не бзди! Слава всякому приятна.
– Боюсь, мой босс будет недоволен, в
нашей фирме не поощряются контакты с прессой, – сразу взял я быка за рога.
– Твой начальник идиот!
– Вовсе нет.
– Ему пиар не нужен?
– Полагаю, он великолепно обходится без
него.
– Чушь, – заявил Владимир и начал
заталкивать в рот крабовый салат, – люди офигенные бабки тратят на
рекламу, а тут задарма срослось! Неужто он не сечет фишку! Жесть! Эй, официант,
неси горячее!
Меня уколола жадность. Он еще и второе
заказал! Неужели в тощего мужика влезет такое количество еды? Куда она
поместится?
– Давай сначала, – расплылся в
гадкой улыбке Владимир, – про метеорит. Ты пек торт! Голубой?
– Бисквит? – поразился я. –
Нет, светло – коричневый.
– О тебе идет речь, – захихикал
Коэн, – ты голубой?
– В каком смысле?
– Вау! В прямом! Ты пидарас?
– Я? Нет, я мужчина традиционной ориентации,
но при чем тут мои сексуальные наклонности?
– Торт меня смутил, – пояснил
Владимир, вгрызаясь в принесенный официантом кусок мяса, – нас редактор
строго предупредил: хорош про пидоров писать, надоели. А че поделать, если они
везде пролезли, плюнь – и попадешь в голубого. Нормальный мужик не станет
сладкое готовить, поэтому я и напрягся. Ну, будет баллоны гонять, говори по
сути, я обработаю литературно твои корявые речи – и на полосу.
Я вдруг вспомнил где-то услышанный анекдот.
«Вовочка, – с гневом восклицает учительница, – что за ерунду ты
написал в сочинении: Пушкин дрался на дуэли с Лермонтовым, а Дантес был у них
секундантом. Татьяна Ларина и Анна Каренина покончили с собой, не поделив
любовника графа Монте-Кристо, собачка Муму и Герасим состояли в интимной связи,
а поросята Нуф-Нуф, Ниф-Ниф и Наф-Наф на самом деле женщины-лесбиянки! Как
такая глупость тебе в голову пришла?» – «Не знаю, Марь Иванна, – отвечает
Вовочка, – вам не нравится, а я уже три года вполне успешно сотрудничаю в
газете, в отделе литературной критики».
– Ну че, язык съел? Вань, говори! –
поторопил Коэн.
И тут у меня ожил мобильный.
– Вава, – трагическим шепотом
произнесла Николетта, – катастрофа!
– Ты заболела?
– Хуже! Приехала Деля, она хочет забрать
камень. Вава! Сюда! Скорей!
– Извини, я занят.
– Ах вот как, – завопила Николетта
столь пронзительно, что я отодвинул аппарат от уха, – у меня отбирают
метеорит! Похищают! Грабят! А ты! Черствый волк с сердцем, покрытым черепицей.
Я изойду на слезы! Умру! Немедленно сюда! Сию секунду!
Из трубки полетели гудки.
– Извините, – сказал я
Владимиру, – семейные проблемы требуют прервать беседу.
Внезапно Коэн встал, пока он выпрямлялся, его
руки ухитрились запихнуть в рот остатки икры, мяса и картошки фри.
– Плати – и едем, – пробубнил он,
давясь едой.
– Куда?
Владимир лихо опустошил фужер с коньяком, я
невольно вздохнул, напитка было граммов двести, не меньше.
– Эй, счет, – завопил Коэн, –
живо, нам некогда сопли жевать! Вань, отстегивай мани.
Я расплатился, плохо понимая, что происходит,
и пошел к машине. Владимир сел на переднее сиденье и с легким презрением
отметил:
– Жесть.
– Вы о чем?
– О твоей тачке. Чистая жесть.
– Не уверен. Хотя точно не скажу, из
какого металла сделана машина.
Коэн разразился хохотом.
– Ну, блин, жесть, – простонал
он, – ваще! Я думал, ты жжешь! Ан нет! Поехали в Саратов!
Я выронил ключ зажигания.
– Куда? В Саратов? Но нам туда за час не
добраться!
Владимир сложился пополам. Я терпеливо ждал,
пока борзописец придет в себя и объяснит, в чем дело.
– Жесть, – вымолвил наконец
журналюга, – а ты прикольный. Едем скорей к бабе, у которой сейчас
отнимают метеорит, я очень хорошо слышал, как она из трубы орала!
– Это невозможно!
– Почему? – скривился
Владимир. – Что мешает тебе отправиться туда и сделать суперматериальчик?