— Да.
— Перестань сопротивляться, — сказал
Натэниел, — пусти все на самотёк.
— Нет, — начала отвечать я, но он положил пальцы
мне на губы.
— Тише, Анита. Ты можешь питаться от нас обоих, и это
меня так сильно не опустошит. Не слишком полезно, но не катастрофа. Перестань
упираться, и зверь, быть может, тоже перестанет.
Я открыла рот, но его пальцы все ещё лежали у меня на губах,
и он сунул их внутрь, играя на краях губ. Это движение оборвало мою реплику
надёжнее чего угодно. Я осталась лежать, ощущая, как играют его пальцы у меня
на губах, нежно и чувственно.
— Перестань цепляться, Анита, просто отпусти руки. Мы
тебя подхватим.
Джейсон пододвинулся ближе:
— Анита, я здесь. Я не допущу, чтобы с Натэниелом
что-нибудь случилось. Обещаю. — Он прильнул лицом к моему лбу. — У
нас получится, Анита, но ты перестань цепляться. Нас тут двое, чтобы тебя
подхватить.
Легко сказать — перестань цепляться. Это не в моих
привычках. Я даже не знала, умею ли я это делать. Как это — перестать? Как
отпустить руки и начать падать, веря, что тебя кто-то другой подхватит? И при
этом ни тебе плохо не сделают, ни сами не покалечатся. Верю ли я настолько
Джейсону и Натэниелу? Вроде бы.
А верю ли я настолько вообще кому-нибудь? Может быть. Ладно,
честно говоря, нет. Я набрала побольше воздуху, медленно его выдохнула — и
отпустила. Отпустила, веря. Веря, вопреки тому голосочку, что визжал во мне
шёпотом: «Дура, дура, дура!»
Глава 52
Ад — это когти и зубы, и дерущиеся тела. Я вонзила зубы в
чью-то грудь, захватив побольше мяса, и стала жевать. Хотелось мяса. Хотелось
жрать, и леопардиха вопила, что если мы их не убьём, они убьют нас. «Отпусти
руки», — сказали они, и я отпустила, и теперь не зверь рвался наружу, а я
сама оказалась зверьком в западне, откуда нет выхода.
Мной овладела та часть моей сути, что желала мяса и крови,
для которой драка была средним между сексом и едой. Я всегда думала, что быть
животным — это жить мирно, но мира не было. Было проще, но мирно не было.
Действительность воспринималась отрывками. Вкус крови во
рту. Ощущение зубов, входящих в чужую плоть. Ногти, раздирающие чьё-то тело. Я
лежала на животе, не могла двинуться. Не могла. Кто-то лежал у меня на спине,
кто-то держал руки, нельзя было шевельнуться. Зубы на моей шее сзади. Миг
ослепляющей паники, потом — мир и покой. Как тогда у меня в кабинете, когда
меня кусал Натэниел. Мир и покой.
Джейсон стоял передо мной на коленях, рядом с кроватью,
держа за руки. Левая сторона лица у него превратилась в кровавую кашу, и я
как-то отстраненно поняла, что это я его ногтями. Глаза его болезненно мигали
из круга кровавых борозд. На руках остались следы укусов и царапин, он был
будто в красных перчатках до плеч. И живот, и грудь у него тоже были в крови.
Зубы Натэниела у меня на шее сомкнулись чуть жёстче, и у
меня затрепетали веки, а когда он зарычал, не выпуская меня из зубов, я стала
извиваться под ним, не сопротивляясь, а предлагая. Джейсон заговорил, при этом
у него изо рта потекла струйка крови.
— В следующий раз надо будет тебя связать.
Натэниел зарычал — не думаю, что на меня.
Джейсон посмотрел на него поверх меня и сказал:
— Ладно, ладно. Анита, отдай мне своего зверя. Дай мне
проглотить его.
Он подался ко мне, и кровь, дрожащая у него на губах, меня
заворожила. Я напряглась потянуться к этой капле, но зубы Натэниела остановили
меня, заставили ждать, пока губы Джейсона не придвинутся ко мне.
А он остановился так, что чуть-чуть не дотянуться. Я
пыталась поднять руки, коснуться его, но он крепче придавил мне запястья к кровати.
Потом приложился ко мне ртом, и я не стала целовать его — я слизывала кровь с
края губы.
Он со смехом отодвинулся:
— Ты бы меня сейчас съела, а не целовала.
Но потом снова придвинулся, приоткрыв губы, и я почуяла изо
рта запах крови. Я его укусила. Припомнилось ощущение его губы у меня между
зубов. Я тихо застонала, и он снова засмеялся, таким мужским смехом, и его губы
были так близко, что я могла дотянуться до них языком. И снова он засмеялся
мужским смехом с примесью рычания:
— Ух ты, как она хочет!
Натэниел снова зарычал, не разжимая зубов у меня на
загривке. Рычание было низким и глубоким, у меня позвоночник завибрировал
камертоном, я непроизвольно прижалась к Натэниелу. Ртом я потянулась к
Джейсону, но тело предлагало себя тому твёрдому, что давило на него сверху.
— Ладно, но если она мне откусит язык, я буду
недоволен.
И Джейсон прижался ко мне губами, но я не попыталась его
укусить, потому что рот его был полон крови и мясного вкуса. Я уже начала эту
трапезу, и хотела только её закончить.
Зверь мой был уже здесь, прямо у меня под кожей, и только
хватка Натэниела заставляла его вести себя спокойно. Вкус свежей крови и мяса,
ощущение рта Джейсона вплотную к моему зажгли зверя огнём. Я чувствовала, как
варюсь в этом жаре, будто кожа моя содержит что-то куда более жаркое, чем тело
человека. Что-то было почти здесь, почти готовое, почти…
Натэниел поднял рот, и только его вес и руки Джейсона
удерживали меня на месте. Натэниел что-то шепнул мне в шею, кажется, «давай».
Но не уверена, потому что мой зверь бросился.
Он жаром взметнулся вверх по позвоночнику. Он вылился изо
рта прямо в рот Джейсона, обжигая, заставив вервольфа закинуть голову и
вскрикнуть, а тело Натэниела выгнулось на мне дугой, и он тоже закричал. Мой
зверь пронзил их обоих как меч. Я вливала в них энергию, пока они оба ею не
взорвались.
Я видела, как расселась кожа у Джейсона, ощутила, как
задрожал на мне Натэниел. Вот они только что были здесь, а теперь я утопаю в
жидкости, тёплой-тёплой, будто меня макнули в свежую кровь, только это не была
кровь. Жидкость была прозрачной и вязкой — та жидкость, которую выделяют из
тела оборотни, перекидываясь из одной формы в другую.
Жидкость покрыла меня, капала с меня, а когти Джейсона все
ещё прижимали мне руки, я не могла стереть её с лица. Я заморгала, пытаясь
разглядеть склонившегося передо мной человеко-волка. Мех у него был сухой, как
всегда бывает, как по волшебству. Я смотрела в волчьи глаза цвета весенней
травки. Густой мех переливался оттенками светло-серого. Он открыл пасть,
опустил челюсть длиннее человеческой, с такими зубами, что любой волк мог бы
позавидовать. Невероятно длинный язык облизал эти зубы, и волк уставился на
меня глазами, в которых было такое, о чем я только начинала догадываться.
Когтистая лапа вминалась в скомканные простыни, и была эта
лапа мохнатой человеческой рукой. Я обернулась, медленно, как в фильме ужасов,
когда знаешь, что у тебя за спиной, но не можешь удержаться, чтобы не
посмотреть. Не можешь не посмотреть, вопреки этой тяжести и ощущению на тебе
мохнатого тела. Я знала, что увижу, и все же обернулась.