Дар Монолита - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Клочков cтр.№ 2

— Ты дойдешь, понял? Ты сталкер. Значит, дойдешь. Осталось немного… — Хип зашуршала в аптечке, надеясь, наверно, найти шприц-тюбик «седатина-5». — Терпи. Бывало и хуже… прорвемся.

— Да. Прорвемся… — прошептал я, проваливаясь в беспамятство. Понятное дело, прорвемся. В Зоне всякое бывает… ну, кроме сказок, конечно.

* * *

— Не подходите.

И я попросту не понял, кому Хип могла это сказать.

Явно не мутанту — с этими разговор короткий: в упор картечью, желательно не раз. Девчонка это правило усвоила четко — ну, не станет тварь Зоны лезть с визитом вежливости в гнилой, почти затопленный подвал припятской многоэтажки, да и совсем немного здесь мутантов, способных понять речь. А те, кто понимает, обычно хуже в разы… с ними даже поболтать не получается — банально не успеешь. Ну, Пенка не в счет — хоть и говорил Доктор, что не человек она, и человеком никогда не станет, но, однако, я ей доверял безоговорочно — наши жизни она не раз уже спасала и до сих пор спасает, кстати. Странное создание… не контролер, хотя бугры по бокам высокого лба похожи очень. Не излом однозначно, несмотря на длинную, считай, до земли, «боевую» руку. Нет в ней уродливости и вони контролера, и на человека, которого излом буквально копирует даже в мелочах, она совсем не похожа. Даже издалека не спутаешь… кожа совершенной, меловой белизны, волосы цвета слежавшегося пепла, громадный глаз, угольно черный, и только на ярком свету отливающий багрянцем, и это несмотря на то, что второй глаз на вид совсем человеческий, синий, только что раскосый немного. Нос, рот, подбородок крошечные, но зубы… оскалилась недавно Пенка на стаю припятских псов. Зрелище, я вам скажу… у самого мороз по коже пробежался. И собачки, кстати, тоже все правильно поняли. Только и увидел я несколько вихляющихся задов да поджатые хвосты. Пенку, не нас химера стороной обошла, не бросилась, хотя в засаде сидела — самого зверя я так и не видел, но следы за поваленным тополем были совсем свежие. А я-то думал, отчего это наша проводница почти полчаса к этому дереву подходить не хотела, только шипела по-кошачьи и страшной своей рукой помахивала. Впрочем, я вообще мало что видел — так дурно было от расползающейся по телу заразы, что даже на ходу сознание начинало плыть — куда уж там окрестностями любоваться, ладно хоть не свалился.

— Я сказала — стоять! — Хип, судя по звукам, щелкнула предохранителем «сайги» и отступила на пару шагов назад. Ну до чего же досадно, что глаза совсем не желают открываться, а от жара в голове гудит тяжелый колокол. Знал бы, что вот так меня развезет, лучше бы не устраивал привала. Эх, «чернушка», сволочь… доедает она меня, похоже.

И Хип не стреляет. Значит, человек пожаловал… ну, или зомби хорошо сохранившийся. Приходилось стажеру в людей стрелять. По мародерам как-то раз, меня прикрывала. Во вчерашних друзей «долговцев», когда вышел тот мерзкий расклад, и мирно разойтись не вышло, и получил я в перестрелке эту самую пулю, будь она неладна. Но сердце у моей девчонки не каменное — и пленных мародеров, в упор Сионистом расстрелянных, жалела до слез. И в «долговцев» картечью била не потому, что у нее давняя ненависть к черно-красным, кстати, вполне объяснимая, а лишь потому, что эти самые «долги» по Луню, по мне то есть, стреляли. Жизнь анархистку мою по голове не погладила, не приласкала, однако не озлобилась девка, не стала зверьком. Душа у нее добрая… зомби как-то к костру ночью вышел, когда мы к схрону до темноты добраться не успели. Ладно, я проснулся от криков и успел визитеру полбашки снести. А Хип — в рев, да нешуточно так. Говорила, не злой он был, даже разговаривал из темноты как человек нормальный, живой. Просил погреться у огня, мол… а когда вышел к свету, стажер и увидела, что глаз у мужика нет, и вместо носа дыра. Это же надо, додуматься — ночью лясы точить непонятно с кем. А если излом? Или, того хуже, контролер? Болтала она… однако, думается мне, что и вправду не опасен был тот мертвец, Зоной поднятый. Тогда не доверял я еще интуиции Хип, только начиналось у нас все — и ходки совместные за хабаром, и то, что поважнее любого хабара будет. До сих пор говорит Хип, что не опасен был тот зомби, не нападал он, а просто хотел погреться и поговорить. Не поверил я ей тогда, отругал крепко, был бы парнем стажер — так и за плюхой бы не заржавело. А потом с Доктором поговорил и понял — зря я тогда наорал на девку. Видать, в некоторых фокусах Зоны она лучше меня понимает… может, и прав Док, что агрессия — не всегда правильный подход к Зоне.

И все-таки, кто же к нам в гости пожаловал? Паршиво, что глаза до сих пор не желают открываться, а соображать нормально, когда температура под сорок, если уже не выше, никак не получается. Воспоминания, образы идут обвалом, чуть ли не локтями друг друга распихивают, а вот две мысли связать не выходит, хоть ты тресни. Каюк Луню. Нет у меня даже двух дней — уже проваливаюсь во тьму, «чернушкой» эту заразу Зоны не только ведь за черноту вокруг раны называют. Удивительное дело… не страшно помирать. Знал ты, сталкер, на что идешь, понимал прекрасно, что Зона не позволит встретить старость, может, и свыкся ты с этой мыслью. Может, от сильнейшего жара, в полубреду не выходит как следует испугаться. Факт, не страшно… но обидно чертовски. До слез. Жить-то мне действительно хотелось и нравилось. Не надышался я, если можно так сказать, жизнь моя, а не существование, в сущности, совсем недавно началась, и жаден я был до нее очень. Уже заранее тоска берет по улыбке и глазам Хип, обидно не чувствовать запаха ее волос, не слышать смеха. Да и стыдно, честно говоря, перед стажером. Нехорошо я с ней поступил, что бросать собрался. Наверное, вот в этом самом подвале и брошу… ох, только бы глупостей она не наделала.

Не знаю, сколько прошло времени от щелчка предохранителя и угрозы, которую Хип устало, почти обреченно бросила кому-то, пожаловавшему в «наш» подвал. Может, секунды, может, несколько минут. Но ответ я все-таки услышал.

— Опусти оружие. Мы не сражаемся с тобой. Нас привел бледный ангел. Вы нужны Монолиту. Вы не умрете. Уже не умрете.

Ну конечно… спокойный, ровный, совершенно невозмутимый голос, почти лишенный интонаций. Ни угрозы, ни дружелюбия, вообще ничего. У тех, кто говорит таким голосом, обычно ясный, бессмысленный взгляд и выражение бесконечного счастья на лице. Лютые, беспощадные воины, начисто лишенные страха смерти, сталкеры, непостижимым образом выживающие в самых черных местах Зоны. Люди, ну, или почти люди, спокойно уживающиеся рядом с контролерами и кровососами. Монолитовцы.

— Он уходит, братья.

— Мы пришли слишком поздно.

— Рана плоха. Ему осталось несколько часов.

— Его жизнь давно уже не принадлежит ему. Смотрите, братья, он живет иной жизнью. Но он уходит очень быстро. У нас мало времени, и мы должны успеть. Его ждет Монолит.

— Его призывает Светлый. Они неверные, но они нужны Великому. Выполним его волю, братья. Славься, Монолит!

— Славься! — дружно гаркнули сразу несколько голосов.

Что-то произошло. Чернота мира качнулась, я услышал, словно издалека, шорох грубой ткани, наверно, брезента, щека почувствовала холод. Где-то очень далеко, на самом краю моей черной вселенной кто-то зарыдал, но эти звуки скоро стихли, а потом я смотрел, как по багровому ночному полю бежали тысячи, десятки тысяч солдат, громко стуча ботинками по сухой растрескавшейся земле. Их было много, до самого горизонта, залитого больным розовым светом, мелькали их темные, угловатые фигуры, и вокруг уже не было Зоны, Припяти, заброшенных многоэтажек, а только бесконечная степь с выгоревшей до пепла травой и горячий, пыльный воздух, больно царапавший горло. А солдаты все бежали, от их мерного топота и хриплого дыхания почему-то качалась, вздыхала земля, и меня страшно тошнило от этих звуков, покачивания и, почему-то, понимания того, что мучительный этот бег никогда не закончится. Я кричал им, чтобы они остановились, потому что я уже не мог выносить эти звуки, меня мутило все сильнее, но спекшиеся, мрачные лица изможденных людей даже не поднимались, никто не оборачивался на мой крик. Только иногда из черно-красной, обжигающей мглы показывался странный, даже страшный лик известково-белого цвета, и мне становилось немного легче, я почему-то знал, что существо это не злое. И еще помогало мне чье-то незримое присутствие, настойчивое, мягкое тепло, крепко державшее меня здесь, не позволявшее уйти в тихую, спокойную тьму, где не было бы этих жарких, багровых полей, непрекращающегося топота тяжелых ботинок и тошнотворного покачивания. А потом, когда из горячей темноты показалась громадная прямоугольная тень, а на фоне совсем черного, словно сажа, неба выплыла высокая полосатая колонна, теряющаяся во мгле, грохот ботинок прекратился.