Внесясь в супермаркет, Никита случайно толкнул
трясущегося от старости дедушку. Несмотря на относительно теплую осень, на
пенсионере красовались валенки, ушанка и теплое пальто с меховым воротником. От
столкновения с молодым парнем старичок пошатнулся, уронил пакет с продуктами, а
затем начал медленно заваливаться сам.
Хорошо воспитанный, сердобольный спортсмен
поддержал немощного старца, чье лицо было прикрыто низко надвинутой шапкой, и
бормотнул:
— Извините, я нечаянно…
— Я не обижаюсь, — вдруг очень хорошо знакомым
голосом ответил дедушка. — Рад, что встретились. Не узнал меня?
— Нет, — удивленно ответил Никита. — Разве мы
знакомы?
«Божий одуванчик» то ли засмеялся, то ли
закашлял и стащил шапку. Сын Андрея Максимовича разинул рот — перед ним,
похожий на привидение, стоял Юра Левитин, в недавнем прошлом успешный
спортсмен, пропавший с кортов примерно полтора года назад.
Глава 29
— Привет, Никит, — хрипло сказал Юра.
— Что ж с тобой такое случилось? — от
неожиданности ляпнул Никита.
— Страшный стал?
— Ага… то есть нет… в смысле… — начал
выпутываться теннисист и в растерянности примолк.
— Не старайся, — махнул рукой Левитин. — Глаза
есть, сам себя в зеркале вижу. Ты чем занимаешься?
— В теннис играю, — ответил Никита.
— У отца тренируешься?
— Ну да, — пожал плечами юноша, — ясное дело,
у него.
— И как успехи? — неожиданно выказал живой
интерес Юрий.
— Да не очень! — махнул рукой Никита. — Про
Махонькина слышал?
— Нет, — помотал головой Юра. — Я по больницам
мотаюсь, из тенниса выпал.
— Появился тут один, из Тьмутаракани какой-то
в Москву явился и прет дальше экскаватором, — зло сказал Никита.
— А тебе, значит, самому охота золото взять?
— Да, — гаркнул Никита, — верно! И я его
добуду! Чего бы мне это ни стоило! Пупок развяжу, а схвачу! Если понадобится, к
другому тренеру уйду! Пусть, пусть скандал случится! Плевать! На всех! Вот! Уж
ты-то меня понять должен!
Юра опять закашлялся и схватился за Никиту.
— Ты не против чайку попить? — спросил он,
справившись с приступом. — Тут кафе есть, пошли?
— Давай, — кивнул Никита, который хотел остыть
после ссоры с отцом.
Спустя десять минут бывшие друзья-соперники
уселись за столиком, и Никита, не удержавшись, спросил:
— Так что с тобой стряслось?
— Плохо выгляжу?
— Не особо хорошо, и пополнел сильно.
— Еще бы сильней разнесло, да неожиданно
перестал вес набирать, — мрачно пояснил Юра.
— Наши говорят, ты заболел.
— Верно, — кивнул Юра.
— Болтают, вроде ты… ну… того… самого…
— Спился?
— Нет.
— СПИД подцепил?
— Не, шизиком стал, — уточнил Никита, —
психом, таблетки пьешь психотропные.
— Да? — вскинул брови Юра. — Кто ж такое
треплет?
— Мне Колька говорил Ряжин, — сообщил Никита.
— Вроде он тебя видел.
— Ряжин меня издали увидел и через проспект
драпанул, чуть под машину не попал, — засмеялся Юра. — Испугался заразы,
наверное.
Левитин снова закашлял. Никите вроде бы и
стало неловко, но, с другой стороны, он тут же начал мысленно ругать себя за
неосторожность: Юра походил на туберкулезника, незачем было соглашаться с ним в
кафе идти.
— Не трусь, — сверкнул глазами Левитин, — это
не то, о чем ты сейчас подумал. Только не отнекивайся, у тебя на роже все
написано: пора смываться, у Юрки туберкулез или СПИД. Не, у меня другое!
— Что? — поинтересовался Никита.
Юра мрачно глянул на юношу и вдруг сказал:
— Ладно, расскажу сказочку. Только имей в
виду: ее в себе похоронить надо будет. Если растреплешь кому, мигом заявлю:
«Никита врет, не было у нас никакого разговора». Ясно?
— Ну! А в чем дело-то? — окончательно
заинтересовался Никита.
Юра отхлебнул кофе.
— Отец у меня инвалид, сначала в коляске
ездил, потом в кровать слег. Мама в детском саду нянечкой работала, так что
прикинь, какая у нее шикарная зарплата была. Принесет ее домой и ревет, не
знает, какую дырку затыкать: то ли крупы купить, то ли ботинки отдать починить,
то ли за квартиру плату внести. Еще сестра у меня имеется и бабка, мамкина
свекровь. Как мы жили — психушка отдыхает. Знаешь, один раз в каком-то отеле —
я уже в загранку на соревнования ездил — лежу я себе в номере, книжку читаю и
вдруг слышу стук. Открываю, стоит дядечка и говорит: «У меня сегодня день
рождения… Я тут в соседнем номере… Уж извините, коли помешаем, хотим караоке
попеть».
Смотрю я на него и думаю: «Знал бы ты, что
дома у меня за «караоке» каждый день! Отец телик на полную мощь слушает, бабка
радио включает, сеструха на гитаре лабает, ей охота певицей стать, мать орет на
всех! Шум, лай, гвалт… А тут какое-то караоке, разве ж это помеха? Оно мне
милей колыбельной будет, хоть на сотню голосов пой, не замечу…»
В семье Юры никогда не было свободных денег.
Жили впроголодь, одевались в чужие обноски, теснились впятером в одной комнате
в коммуналке. Как назло, по площади она была большая — сорок три метра, так что
на очередь по улучшению жилищных условий Левитиных не ставили: у них как раз
выходило чуть больше восьми «квадратов» на нос. Без толку было объяснять
чиновникам, что обездвиженный отец ходит под себя, полубезумная бабка постоянно
ползает почти голая, а девчонка-школьница приводит табуны галдящих подруг. У
Юры не имелось даже личного угла, а спал он на раскладном кресле.
Как-то раз в школу, где с тройки на двойку
тихо перебивался Юра, пришел на урок физкультуры хорошо одетый мужчина,
назвавшийся Андреем Максимовичем.
Из всех детей тренер выделил Юру. Сначала
поболтал с ним, потом не поленился съездить к Левитину домой, полюбовался на
громко матерящуюся бабку, послушал вопли телика вперемешку с концертом,
лившимся из радиоприемника, и сказал Юре:
— Пошли, поговорим.
Разговор состоялся в ресторане. Красный от
смущения мальчик, впервые оказавшийся в подобном месте, с огромным трудом
пытался справиться с ножом и вилкой, а Андрей Максимович спокойно изложил свое
предложение.
— Я могу сделать из тебя человека, — пояснил
он. — Станешь отлично зарабатывать, потом, если не загордишься, пристрою в
институт, жизнь наладится. Ну как, согласен?
— Да, — закивал обрадованный Юра, — конечно.