Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 107

Невидимый хор третий раз повторил «Радуйся, голубица», Его Высокопреосвященство степенно вышел вперед и возгласил:

– Знает ли кто, видел ли, слышал ли что-то, порочащее богобоязненного и благородного Пьера из дома Лумэнов? Что-то, что могло бы оттолкнуть от него сердце невесты, вручающей ему свою руку и свою девичью честь?

Знает ли кто, видел ли, слышал ли что-то, порочащее невинную и прекрасную Элеонору из дома Тагэре? Что-то, что может оттолкнуть от нее сердце венценосного жениха, дающего ей свое незапятнанное имя и избравшего ее матерью своих наследников?

Слова кардинала прозвучали громко и отчетливо, и ответом им была тишина. Последний (и первый) раз бракосочетание в главном храме Мунта было прервано, когда злополучный Филипп Второй сочетался браком с дочерью герцога эстрийского. Тогда влюбленный в девицу нобиль прорвался к Возвышению и поклялся Святым Эрасти, что жених – мужеложец. Это знали многие, но отчаянный поступок закончился тем, что невеста сказала у алтаря «Нет». Кажется, она потом вышла за наглеца, принадлежавшего роду Мальвани, а злополучный Филипп два года спустя женился на золотоволосой оргондке, которая его потом и свергла.

О прискорбном случае забыли почти все, но не Пьер. На венчание пускали лишь надежных и верноподданных. Командор городской стражи и капитан новой гвардии не подкачали. В храме Святого Эрасти не оказалось никого, кто посмел выступить против короля. Особо тщательно искали маркиза Гаэтано, который, по мнению короля, мог выбрать для своей мести день свадьбы, но Кэрна исчез.

Вздохнув с облегчением (схватка могла закончиться плачевно не только для стражников и короля, но и для Его Высокопреосвященства, панически боявшегося пик, мечей и арбалетов), Клавдий спустился к жениху и невесте. Пьер в алом одеянии Волингов с напряженным лицом стоял между матерью невесты и своим безгубым отчимом.

Выждав положенное время, Клавдий поднял руку.

– Сим свидетельствую, что нет в Арции никого, кто знает дурное о женихе и невесте. Приблизься же, дева.

Хор запел «Она приближается». Элеонора Тагэре, грациозно опираясь на руку Базиля, пошла вперед. Рядом с ней, чуть отставая, шла мать жениха в пышных алых шелках. Шлейф невесты несли две ее младшие сестры. Девушка и ее спутник церемонию знали прекрасно. Они оказались у ковра, на который уже взошел жених, как раз вовремя: хор пропел «Она вручает себя любимому, и небеса любуются ее чистотой». Базиль не заступил на ковер, что было бы дурной приметой, а изящно опустился на одно колено у самого края. Пьер шагнул навстречу суженой и откинул серебряную вуаль. На какое-то время все трое замерли. Ослепительная златокудрая красавица, невзрачный человечек в красном, с королевской цепью на тощей шее и коленопреклоненный рыцарь, в лиловых глазах которого промелькнула и погасла тяжелая, неизбывная ненависть. Его Высокопреосвященство почел за благо решить, что все дело в освещении.

2895 год от В.И. 22-й день месяца Вепря АРЦИЯ. МУНТ

Базиль Гризье не был пьян, и голова у него не болела, у него вообще не болело ничего, кроме души, в существование которой он, к слову сказать, не верил. Когда жирный кардинал спросил, не знает ли кто-то чего-то, порочащего жениха и препятствующего браку, Базиль чуть было не сказал, что знает. И промолчал, потому что это было бессмысленно. Потому что мертвых не воскресить. Потому что он – Гризье, а не Мальвани или Кэрна, слову которых бы поверили, а не слову, так мечу… И Базиль вложил ручку сестры в вялую руку убийцы братьев. А на поясе у него висел футляр с предсмертными письмами Филиппа, переданными ему пропившим службу, но не совесть и не память бывшим караул-деканом Речного Замка. Базиль отдавал ему все деньги, которые у него были, но Ив Сашни не взял. Встал и ушел куда-то в ночь, красномордый усатый толстяк, последний, кто видел братьев живыми, кроме убийц, разумеется.

Сашни клялся, что монсигнор Рунский приказал ему напиться и не вмешиваться, и Базиль ему верил. Брат многому научился у Александра Тагэре и Рафаэля Кэрны. Граф Мо почти не сомневался, что Филипп прикончил своего наставника, которого с тех пор никто не видел. Утром в комнату свободного от дежурства Сашни заглянул декан новой гвардии: Чужак явно проверял, не заприметил ли караул-декан чего-то не правильного, а потом, брезгливо скосив глаз на пустой кувшин, заметил, что монсигнор Рунский и монсигнор Марцийский вывезены из замка в провинцию, так как нуждаются в свежем воздухе, о чем не следует никому говорить, так как принцы путешествуют под чужими именами. Сашни попытался попасть в комнаты мальчиков, но они были заперты.

«Да будет сей союз благословен многочисленным потомством и многими годами», – промычал Клавдий. Пьер надел на пальчик Норы кольцо, хор завыл что-то о богоугодности молодых. Невеста очаровательным жестом оперлась на руку короля, следом за ними с венцами встали отчим жениха и мать невесты, которая ничего не знает. Проклятый, как же она довольна. Как же, мать королевы, думает, что на Пьере можно ездить, но от этой плесени все еще наплачутся. Убийца, узурпатор, ублюдок и… венчанный король Арции, и, похоже, надолго. Базиль не был в Мунте несколько месяцев, но вернулся он в другой город. Новая гвардия, новые порядки, синяки, циалианки, наемники и тревога. Рука графа невольно коснулась футляра с письмами. В руках Жоржа Мальвани они бы стали грозным оружием.

Церемония закончилась. Нора стала супругой Тартю, простите, Пьера Седьмого Лумэна. К потолку поднимались клубы ароматного дыма, свечи сгорели примерно наполовину, венценосная пара ступила на алую дорожку, украшенную изображениями золотых и серебряных нарциссов. Потомок лумэновского бастарда и незаконная дочь короля Тагэре. Король и королева страны, на престоле которой не должно быть кошачьих отродий…

Молодые прошли мимо Базиля, затем, опираясь на руку Рогге, шурша шелками, проследовала матушка. Граф Мо, как и следовало, подал руку Анжелике Фарбье-Тартю-Стэнье, а ныне – матери государя. Та улыбнулась и поблагодарила. Базиль сказал дежурную любезность, а ведь он мог бы убить ее сына. Именно так должен был поступить этот проклятый Леонард, про которого читал Филипп. А Эжьер так и поступил.

Интересно, куда делась книжка и где похоронили мальчишек. Долг нобиля – убить убийцу родичей, а долг арцийца – прикончить узурпатора, но разве может «пудель» спасти отечество и честь? Нет, ему положено хвостом вилять. Это Кэрна мог посреди площади напасть на Жореса и выйти сухим из воды, а у Гризье не получится. Как бы он ни задирался с матерью, она ему мать. Он не хочет, чтобы ее растерзала толпа или чтоб ее бросили в Речной Замок. Жорес сейчас без помощи от порога до кровати не доберется, но все равно хочет жить, и у него двое детей и Доротея, которая тем более ни в чем ни перед кем не виновата. Так же как Нора и Эстела с Раймондой.

Они все связаны одной веревкой, они все Вилльо-Гризье. Если он прикончит Тартю вместе с Селестином, семье не уцелеть. Кто бы ни захватил власть, головами Вилльо-Гризье откупятся от толпы, свалив на них все прегрешения и пакости, которые творились в арцийском королевстве, а из Пьера сделают святого.

В прямом смысле сделают. Клирики постараются, они и так из кожи вон лезут, превознося его благочестие и богоугодность. Против клириков не попрешь, разве что если ты Мальвани или Тагэре, в которых в Арции верят не меньше, чем в Триединого. Нет, убить Пьера он не может и сказать правду тоже не может. Зачем? Мальчишек не разбудишь… Что изменится, если мать поймет, что, спутавшись с ублюдком, прикончила собственных сыновей? Она сегодня счастлива и горда, пусть радуется, последние годы ей было невесело. И Жоресу он ничего не скажет, ему ни до чего нет дела, кроме своих горестей и ненависти к Кэрне. На Алека и Филиппа, заявившего, что мириец был прав, жалости брата не хватит, а ссориться с калекой подло и пошло. Про девчонок и говорить не приходится, да и тайну хранить они не сумеют.