– И не говори, прямо растерялся, что
брать. Спасибо, девчонку нашел лет тринадцати, вот она консультантом и
поработала, ввела, так сказать, в мир новинок. Честно говоря, устал – жуть!
И он принялся пить чай. Мой личный жизненный
опыт подсказывает, что с мужчиной лучше всего иметь дело в тот момент, когда он
плотно поел, выкурил сигаретку и блаженно вздохнул.
Дождавшись стадии готовности, я аккуратно
завела разговор на нужную тему:
– Все-таки интересно, совершил человек
преступление, отсидел, вышел на свободу, он считается полноправным членом
общества?
– Конечно, – ответил майор.
– И из милицейского компьютера убирают
сведения о нем?
– Вот это нет. Информация сохраняется.
– А если дело было в 1975-м году?
– Какая разница, в каком году? – удивился
майор. – Раз попал в компьютер – все.
– Ну надо же! – восхитилась
я. – А когда компьютеров не существовало?
– В папочках хранили, на
завязочках, – ухмыльнулся майор. – А если всерьез, то информация об
уголовничках – вещь ценная. Кстати, когда в Москве в 1917-м году восставшие
матросы и рабочие попытались сжечь картотеку полиции, жандармы ухитрились
сберечь большую часть бумаг, понимали, что преступник – он и при Советах
асоциальная личность. Знаешь, как эти данные в тридцатые годы помогли, когда
последние банды ликвидировали!
– Недолго мы, однако, без банд
прожили, – ухмыльнулась я, – в начале восьмидесятых вновь по улицам
мужики с автоматами побежали.
– С чего ты вдруг архивом
заинтересовалась? – пробурчал майор, поглаживая запрыгнувшую к нему на
колени Аду.
– Так просто. Купила в метро газету, а
там статья про женщину и мужчину, которые совершили в середине 70-х страшное
преступление. Журналисты хотели провести расследование, но в ФСБ им ответили,
будто дело утеряно.
– Где-где? – вытаращил глаза Володя.
– Ну, в нынешней Федеральной службе
безопасности, следствие вроде КГБ вел…
– Имей в виду, – вздохнул
майор, – люди из той структуры никогда и ничего не теряли. Педантичные,
словно немцы, и жадные, как французы. Все у них в полном порядке, странички
пронумерованы и каждая подписана… А если врут, что потеряли, значит, приказ
имеют – тайну следствия не раскрывать.
– Может, даже уничтожили «папочку на
завязках»…
– Никогда, – отрезал Володя, –
посуди сама, когда у нас торжество демократии началось?
Я призадумалась. Вроде недавно, а не помню. В
1985-м к власти пришел Михаил Горбачев…
– Ну в 1986-м, очевидно, гласность,
перестройка…
– Ага, – удовлетворенно кивнул
приятель. – Вот тогда сотни, нет, тысячи людей побежали в Комитет
госбезопасности, чтобы узнать о судьбе репрессированных в тридцатые годы
родственников. Было отдано указание давать интересующимся дела. И давали! А
там, бог мой, кладезь информации. Многие чуть не умерли, узнав, что доносы на
них настрочили ближайшие друзья или соседи… Ну да черт с ними, с доносчиками. В
бумагах содержалось все: фамилии следователей, свидетельства врачей,
хладнокровно регистрировавших: «У Иванова И.И. перелом двенадцати костей,
рекомендуется временно не вести допросы», отчеты надзирателей… Ну зачем,
спрашивается, хранили? Сами на себя компромат держали? Да сжечь надо было прямо
в тот день, когда Горбачев велел, так сказать, срывать покровы. В КГБ большие
мастера сидели! Ну сгорел у них архив, вот несчастье-то! Бросил пьяный работник
сигаретку, или электричество замкнуло! Правда, там предприняты все меры
безопасности… Но можно было что-либо придумать и не давать людям столь
компрометирующих службу сведений. Скажешь, наплевать на старых сотрудников? Все
давно покойники? А вот и нет! Многие, кстати, даже еще работали… Не смогли
документы истребить, не та выучка. Вопросы есть?
Я покачала головой. Теперь нет, главное, я
хорошо знаю, где хранятся следы несчастных Валентина и Майи Платовых. Вот
только как подобраться к архиву?
* * *
На следующее утро Сережка, потягиваясь,
объявил:
– У меня выходной.
– Отлично, – обрадовалась я, –
вот тебе списочек, заводи машину и дуй на оптушку. Хоть один раз продукты на
машине домой привезем, а то руки у меня от сумок, как у обезьяны, ниже колен
вытянулись.
Сережка принялся читать бумажку:
– Яйца, сыр, молоко…
– Это на оптушке не бери, – велела
я, – подсунут несвежее, в молочной лучше, на проспекте.
– Мясо, колбаса…
– В магазинчике «Митэкс», возле рынка.
– Йогурты «Данон», сметана…
– В супермаркете на Глотова.
– Слушай, Лампец, – вышел из себя
парень, – этак целый день я по городу проезжу, почему на рынке нельзя все
купить?
Я вздохнула:
– Цены почти сравнялись, а на оптовке
постоянно обманывают. Кстати, я хожу везде пешком, и ничего!
Сережка шлепнул список на стол.
– Собирайся, мы порулим в «Рамстор».
– Куда?
– В супермаркет на Шереметьевской, там
все разом купим.
– Нас возьмете? – поинтересовалась
Таня.
Сережа закатил глаза:
– Только без Муму.
– А ее мама с собой прихватила, –
ответила бесхитростная Аня, – они с папой на вещевой рынок «Динамо»
отправились, хотят ему брюки, ботинки и свитер купить.
– Значит, пьяный придет, –
резюмировала Таня, застегивая куртку.
– Почему? – удивилась я. –
Вроде не в ресторан пошли.
– Папахен на входе бутылевич купит и
начнет прикладываться, – объяснила Татьяна.
– Он говорит, что по магазинам может
только под кайфом ходить, – добавила Аня.
– Зачем Люся тогда Ивана берет? –
спросил Сережка. – Ну купила бы вещи без него.
– Никак не выходит, – поведала
Таня, – у папульковского полный нестандарт с фигурой. Плечи мелкие, жопа,
как таз, опять же ноги дурацкие, левая ступня больше правой. Такого урода
только с собой брать, мерить должен, иначе – выброшенные деньги.
Сережка молча пошел к лифту, а я вздохнула.
Может, лучше вообще не иметь детей?