— Да, он едва меня не изувечил. Я встречалась с мощными
членами в своей жизни, но ни один из них не причинял мне такой боли.
Моберти проснулся очень скоро; открыв глаза, он сразу
потребовал есть, и в ту же минуту был подан обед. Обедали мы в прохладной
уютной комнате, где все было под рукой, так что мы обходились без прислуги. За
столом разбойник объяснил обязанности, которые он намеревался поручить мне в
своей преступной организации: я должна была служить прикрытием его преступлений
и подыскивать жертвы; мне предстояло уйти от Дюран, снять отдельный дом, где я
буду принимать людей, которых он собирался грабить и убивать.
Я сразу сообразила, что на этом пути меня поджидает гораздо
больше опасностей, нежели прибылей, к тому же при богатствах своих я могла
обойтись и без дополнительного заработка и внутренне отвергла предложение
разбойника без лишних колебаний. Но я искусно скрыла свои истинные чувства и,
чтобы не дать повода к подозрениям, с восторгом согласилась, даже захлопав в
ладоши, и обещала сделать все, что от меня потребуется. Мы отметили наш договор
такой роскошной трапезой, какой я давно не вкушала. Когда мы поднялись из-за
стола, Моберти увел меня в маленькую комнату.
— Жюльетта, — так начал он, тщательно закрыв за
собой дверь, — ты достаточно близко познакомилась с моими вкусами, чтобы
понять, что свое главное наслаждение я черпаю в убийстве. Но могу ли я
рассчитывать на твое рвение и твою помощь? Не осталось ли в тебе предрассудков
и угрызений совести?
— Уверяю вас, дорогой, что у вас не будет никаких
оснований для недовольства, — поспешила ответить я. — Очень скоро мое
поведение покажет вам, что я согласилась с радостью, а не из простого желания
угодить вам.
И в тот самый момент в моем порочном мозгу сверкнула необыкновенно
коварная мысль. Я, конечно, не жаждала сделаться любовницей этого человека, как
и не собиралась участвовать в его преступлениях, и все-таки, из духа порока и
коварства, я разыграла сцену ревности.
— Однако меня сдерживает один факт, — добавила я. —
Мне вовсе не улыбается играть вторую скрипку в ваших делах. Могу ли я быть
уверена в беспрекословном доверии и нежной привязанности сообщника, которого я
готова полюбить? Я согласилась на ваше предложение, но предпочла бы стать вашим
единственным доверенным лицом, нежели постоянно иметь рядом столь опасную
соперницу, как Дзанетти…
Собеседник слушал меня с возрастающим удивлением и
интересом. После недолгого молчания он задал мне вопрос:
— Ты и вправду могла бы полюбить меня?
— Я бы обожала человека, чьи вкусы так близки моим.
— Чудесно, больше ни слова об этом, я все устрою сам.
Ты гораздо красивее, чем Дзанетти, ты мне больше нравишься,
и я намерен сделать тебя единственной властительницей моего
сердца.
— А что будет с ней, когда она об этом узнает? Да и я
никогда не прощу себе этого вероломства. Вы думаете, она не станет моим злейшим
врагом после этого?
— Если только она будет всерьез беспокоить нас…
— Боже мой, что за мысль пришла вам в голову! Ведь она
любила вас когда-то… и до сих пор любит безумно. Неужели вы способны на такое
злодейство?
— Злодейство? Такого понятия вообще не существует, все
наши поступки вполне естественны, все они диктуются Природой, и меня удивляет,
что ты до сих пор сомневаешься в этом.
— Я давным давно избавилась от подобных сомнений… Но
знайте, пока эта женщина жива, я не буду чувствовать себя спокойно: во-первых,
я буду бояться ее, во-вторых, меня будет постоянно преследовать страх потерять
вас. Мне кажется, раз уж мы об этом заговорили, лучше всего прямо сейчас решить
этот вопрос. Эта женщина отличается необыкновенным коварством; если бы вы
только знали, какие вещи она говорила мне про вас… Поверьте мне, она никогда не
оставит вас в покое.
— Я тебя обожаю, прелестное создание, — заявил
итальянец, привлекая меня к своей груди, — и участь твоей соперницы
решена, осталось лишь придумать, каким способом она будет умирать.
При этом Моберти, так же, как и я, вдохновленный злодейской
идеей, без лишних слов внедрился в мои потроха; его гигантский член в любое
время непременно заставил бы меня закричать от боли, но в тот момент, вместо
того, чтобы сжаться от удара мощного копья, я извергнулась, как только тяжелые
яички Моберти заплясали на моих ягодицах.
— Что будем с ней делать? — спросил злодей, когда
я в изнеможении откинулась на диван. — С ней надо расправиться в самый
разгар утех.
Так мы и сделали, и я подробно опишу вам эту жуткую и
сладострастную сцену.
Моберти, желая сохранить силы, воздержался от оргазма. Наше
долгое отсутствие начало беспокоить Дзанетти, и когда мы возвратились, я прочла
в ее глазах, что в ее сердце зашевелился демон ревности. Она предложила перейти
в комнату, где происходили утренние развлечения, и там представила своему
любовнику новые предметы для послеобеденных удовольствий. Нас ожидали трое:
молодая женщина на седьмом месяце беременности и две очаровательные девочки —
девяти и одиннадцати лет, — которых она держала за руку. Моберти, будучи
уже знаком с этим приобретением, так как сам заплатил за товар, с восторгом
шепнул мне на ухо:
— Они вызовут у меня страшную эрекцию. Эту женщину
жестоко обманули: она думает, что я окажу ей важные услуги в одном деле, и даже
не подозревает о пытках, которые ее ожидают. Ну что ж, Дзанетти, —
продолжал он уже громче, — закрывай опять все двери, и мы приступим к
спектаклю; я хочу, чтобы вокруг царила полная тишина, когда будет торжествовать
мой фаллос.
Моберти сел и приказал своей любовнице раздеть мать, которую
звали Анжелика, а старшей, Мирдзе, и младшей, Мариетте, было ведено ждать своей
очереди.
Дзанетти оголила зад Анжелики и подвела ее к разбойнику,
который, осмотрев его, объявил, что не пройдет и часа, как эта прекрасная часть
ее тела будет изуродована до неузнаваемости. Потом он потрогал ее живот и
прибавил, что он также не избежит печальной участи.
— Ах, синьор, — встрепенулась Анжелика, — вы
жестоко обманули меня; теперь я вижу, что меня ожидает, но пощадите хотя бы
дитя, которого я ношу в себе…
Эти слова вызвали громоподобный хохот злодея:
— Запомни, наглая тварь, — заорал он, награждая
бедняжку увесистыми ударами, — что я отнесусь к тебе с должным уважением;
на мой взгляд, никто так не заслуживает почтения, как беременная самка, ты,
надеюсь, уже чувствуешь, как я тронут твоим состоянием. Теперь раздень своих
дочерей и тащи их ко мне.
Обследовав девочек, Моберти пробормотал:
— Какая досада, что я не имею возможности разворотить
все три задницы одновременно.
Он грубо дернул мать за руку, повалил ее на спину, потом,
подняв вверх ее ноги, ловко привязал их к свисавшим с потолка веревкам и овладел
ее задом. Следуя его указаниям, я прижала Анжелику своим телом, приняв такое
положение, чтобы распутник мог целовать мои ягодицы; меня оседлала его
любовница, также предоставив в его распоряжение свои прелести. Обеими руками он
терзал несчастных девочек и вгрызался зубами в наши ягодицы.