Змеи, драконы и родственники - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Угрюмова, Олег Угрюмов cтр.№ 84

— Товарищ Салонюк, я, конешно, выбачаюсь, бо в танках мало що розумию, та щось мне здаеться, шо ця танка какась-такась трохи дивна. На боку нема нияких цифер та нияких знакив, кроме тих бисових хрестив, що на усих их танках малюють. Я доси николы такого не бачив.

Перукарников неожиданно поддержал товарища:

— Да, этот танк совсем не похож на те, что мы у реки видели. К тому же те на другом берегу остались, а этот здесь непонятно откуда взялся. Мост-то мы взорвали. И тут он как въехал в избу!

Салонюк прищурился:

— То-то я и бачу, що вин зовсим одын крутыться. Молодець, Перукарников, колы захочеш, можеш добре соображаты.

Пока Салонюк рассматривал танк в бинокль, Жабодыщенко думал. И придумал совершенно сногсшибательную теорию.

— Може, — с завываниями произнес он, — це якась дьявольска танка, котра усих партизан заманюеть в пекло?

Тарас уронил бинокль и повернулся к бойцу. Ему уже было дурно от всех этих кошмарных историй, а подчиненные, похоже, не собирались останавливаться на достигнутом. Маразм крепчал.

— Ну ты завжды, Жабодыщенко, як що-небудь брякнешь, то потим хоч к нимцям у полон з давайся. Тебе салом не годуй, тильки дай кого-небудь напугать. Ну яка дьявольска танка може буты на фронти? На фронти може буты тильки два виды танки: ворожа — нимецька, або наша ридна! На що ты, Жабодыщенко, потрибен дьявольской танке? Ты що, выдатный партизаньский грешник? — И командир пробормотал потрясение: — Николы не думав вид себе таке почуты.

Тем ярким солнечным утром Морунген делал очередную запись в своем дневнике. Рядом с ним лежал атташе-кейс с бумагами.

Из лесу выглянули изумленные партизаны. Салонюк недоверчиво разглядывал диковинный танк и странного немца, шевеля усами, словно знаменитый тараканище. Не вынеся этой идиллической картинки, он забурчал себе под нос:

— Шо вин там робыть? Пише, чи шо? Тоже мени, розумиешь, нимецький казочник — Ганс Християн Андерсен! — Тут он обернулся к Жабодыщенко: — Ну що претендент на значок ГТО, давай хапай свою снайперську гвынтивку у Перукарникова та лизь на цей… — подозрительно уставился на незнакомое дерево, — мабуть шо дуб.

Сидорчук с Перукарниковым дружно подпихивали Жабодыщенко снизу, тот покраснел как рак, раздувал щеки и делал отчаянные попытки взобраться на дерево. Сапоги все время соскальзывали по голому стволу.

Тарас как завороженный смотрел на эту картину несколько секунд. Потом его нервы не выдержали:

— И чому тебе тильки, Перукарников, вчилы в твоему инстытути? Командир не пидкаже — сам не здогадаешься, шо з цего верхолаза з церковно-приходськои школы треба чоботы зняты, инакше вин до вечора, — потыкал пальцем наверх, — туды не забереться!

Пыхтение, сопение и бульканье наконец затихли. Жабодыщенко вместе с винтовкой исчез в густой листве.

Салонюк напутствовал Маметова, и стороннему наблюдателю вполне могло бы показаться, что он несколько ревнует своего бойца к «немецкому сказочнику».

— Ну от, Маметов. Иды до свого нимецького приятеля. Я з хлопцямы звидсы подывлюся, як вы будете на радощах цилуватыся. Иды, иды, бачишь, вин якраз, мабуть, твоий мамци в Ташкент гумористичное пысьмо пише про те, як одын узбецький партызан пострилом из миномета спас йому життя. Иды, не бийся: якщо вин тебе погано встретит, Жабодыщенко його зверху из гвынтивки кокнет.

Он прищурился, разглядывая крону дерева, где шелестел, шуршал, кряхтел и издавал нечленораздельные звуки карабкающийся Жабодыщенко. Разочарованно скривился и обратился к себе с глубоким сочувствием:

— Ну шо то за людына?! Таки знову, мабуть, гвынтивку ротом держит. Сопе, як ковальський мих. — Вздохнул. — Може, до кинця вийны ще успию поясныты йому, чому вси гвынтивки выпускають з ременями.

Запыхавшийся, взмокший Перукарников выдвинул ультиматум:

— Если, товарищ командир, Жабодыщенко и снимать оттуда придется с такими же потерями, то я сразу отказываюсь. Категорически. Он туда ради Маметова полез, пусть Маметов его после и сгружает.

Командир возразил:

— Ось ты, Перукарников, такий розумнык, а того не знаешь, що грушу з горы не треба толкаты, вона сама впаде.

Озабоченный Сидорчук высунулся из-за спины Перукарникова, пытаясь заинтересовать командира гораздо более интересным вопросом:

— Товарыш Салонюк, як там воно не выйде, а все ж добре бы нам пидстрахуватыся на всякий случай. — И Василь с сомнением поглядел сначала туда, где должен был сидеть Жабодыщенко, а потом и в сторону танка. — В житти таке бувае: сяде курка и без покладу. И ось що я вам скажу — добре зараз, як сусид близькый, а перелаз низькый. Може, покы нимець свою казку пише, я заповзу до нього с того боку та заминую танк знизу. Все краще буде, ниж тильки на Жабодыщенка надиятысь. А тоди, якщо вин не попаде у фриця з гвынтивки, мы звидсы його взрывчаткой высадымо у небо разом з його хатой-читальней. — Он задумался и уточнил: — Треба тильки нам до лису швыдко тикаты, шоб колеса вид танку на голову не позвалювалыся.

Салонюк проявил чудеса выдержки и долготерпения:

— Я бачу, бачу, Сидорчук, шо тоби свою взрывчатку и доси не терпыться до нимця прилагодиты. Ты лише забувся маленько, що разом з танком пиднимешь у небо и партизана Маметова. Це не по-товарыськи буде з нашого боку, даже якщо вин прямо у Ташкент до мамы полетыть. — Он прикинул что-то в уме и вынес окончательный вердикт: — Мабуть, якщо з улюбленым нимцем, то все одно не добре.

Тут на голову Тарасу посыпалась сухая древесная кора. Он поморщился, посмотрел наверх с тоской.

— А про него ты подумав? Йому твои колеса точнисинько на голову впадуть. Вин же до лису утекти не успие, — тильки разом з сосною, на якой сидыть, — Салонюк покрутил в пальцах листик неведомого дерева, — чи все-таки с дубом?

Что можно рассказать про партизан и немцев, которых судьба свела этим ясным днем на прелестной лесной полянке? Рассказать-то можно многое, но мы не станем дословно воспроизводить ни радостные крики Морунгена и Маметова, которые словно Геро и Леандр, разделенные некогда бурным морем, слились наконец в экстазе долгожданной встречи, ни настороженное бормотание Салонюка, который никак не мог заставить себя доверять вражеским танкистам, однако не видел иного выхода.

Отдельным эпизодом в новой жизни советско-немецкого соединения явился сам процесс стаскивания товарища Жабодыщенко с его дерева. Пострадали все, но трудности, перенесенные вместе, сплачивают и закаляют крепкую мужскую дружбу.

Какое-то время они еще чувствовали себя не в своей тарелке, но душераздирающая сага о поисках Белохаток буквально породнила их. А уж упоминание о Пульхерии Сиязбовне…

Все десять мужчин долго трясли друг другу руки и представлялись, замучив Морунгена, который был единственным человеком, способным выполнять функцию переводчика. Правда, попытал счастья на этом поприще и славный Перукарников, однако немцы ни слова не поняли из его разговорного немецкого, а общеизвестная фраза «Хальт! Хенде хох!», которую Иван научился говорить очень даже неплохо, была в данном случае несколько неуместна.