— Это блестящая идея, — согласилась
Клервиль, — и ее можно попробовать осуществить, но, к сожалению, этот
процесс не может все время идти так гладко…
— Надо не только развращать по три сотни человек
ежегодно — надо, по мере сил, помогать в этом и другим растлителям.
— Если даже ты найдешь десятерых сообщников, которые
одновременно с тобой приступят к исполнению десяти таких планов, все равно
размах распространения зла не сравнится с эффектом самой элементарной, чумы или
другой заразной болезни.
— Разумеется, — сказала я, — но недостаточно
быть простым наблюдателем, ибо столь масштабное предприятие требует постоянного
руководства и поддержки. Для этой цели и для окончательного успеха необходимо
употребить и другие средства, о которых я говорила минуту назад: советы,
примеры, литературные произведения.
— Мне кажется, ты ступаешь на скользкий путь…
— Допустим, но вспомните Макиавелли, который говорил,
что лучше действовать без оглядки, нежели быть осмотрительным, поскольку
Природа — та же женщина, которую можно покорить только с кнутом в руке. Опыт
показывает, как говорит этот мыслитель, что она охотнее дарит свои милости
жестокому поклоннику, нежели робкому.
— Твой Бельмор, должно быть, великолепный
наставник, — улыбнулась Клервиль.
— Я и не скрываю этого. Мало найдется таких любезных и
таких развратных людей. Кстати, он в восторге от сделок, которые я предложила
ему совершить: я имею в виду спекуляцию недвижимостью. А как вы считаете,
дорогая, можем ли мы, женщины, обманывать человека несмотря на самые добрые с
ним отношения?
— И ты еще сомневаешься! — возмутилась
Клервиль. — Имея дело с мужчиной, мы имеем перед собой человеческое
существо, с которым постоянно приходится вести войну: мы вынуждены относиться к
нему так, как он относится к нам, а коль скоро не существует в природе верных
мужчин, для чего хранить им верность? Угождай вкусам своего любовника, пока они
не противоречат твоим желаниям, выжми все, что можешь, из его моральных и
физических способностей; подогревай себя огнем его страсти, вдохновляйся его
талантами, но не забывай ни на миг, что он принадлежит к враждебному нам полу,
к тому полу, который ведет с нами непрестанную войну. Не упускай ни единой
возможности отомстить за оскорбления, которые мы терпим от мужчин и которые ты сама
испытываешь каждый день; словом, твой граф — мужчина, и ты должна водить его за
нос… Боюсь, Жюльетта, что в этой области ты все еще блуждаешь в потемках
невероятного невежества: ты добра, мягкосердечна, поэтому испытываешь к
мужчинам уважение. А в принципе их надо только использовать и обманывать —
большего они не заслуживают. Из Сен-Фона ты не выцарапала и шестой части того,
что получила бы я, имей он ко мне такую же слабость; на твоем месте я бы каждый
день относила в банк по миллиону.
На этом наш разговор, который мы вели в карете Клервиль по
дороге в далекое предместье Сен-Жак, прервался, так как мы подъехали к дому,
где жила колдунья.
Это был небольшой домик, стоявший уединенно посреди садов и
огородов; один из наших лакеев позвонил в дверь, которую тут же открыла пожилая
женщина, по виду служанка. Узнав о цели нашего визита, она прежде всего
попросила нас отпустить кучера и сопровождающих, сказав, что они должны ждать
нас возле винной лавки, довольно далеко от дома. Мы выполнили ее желание, и она
провела нас в маленькую комнату. Четверть часа спустя появилась мадам Дюран —
сорокалетняя, очень красивая женщина, грациозная, прекрасно сложенная, высокого
роста, поразившая меня царственной осанкой, римскими чертами лица,
восхитительной кожей и большими выразительными глазами. Речь ее была учтива, но
без подобострастия, жесты — сдержанны, вообще весь ее облик и манеры выдавали
хорошее происхождение, воспитание и незаурядный ум.
— Сударыня, — обратилась к ней моя подруга, —
нас прислали люди, хорошо вам знакомые, которым вы оказали не одну услугу.
Прежде всего нам хотелось бы узнать, какое будущее уготовано нам, за что вы
получите двадцать пять золотых монет; во-вторых, мы желали бы получить от вас
средства, которые позволят нам держать это будущее под контролем, — я имею
в виду полный комплект ваших знаменитых ядов. А вот это, — Клервиль
протянула ей еще пятьдесят луидоров, — плата за рецепт приготовления этих
самых ядов и-за то, что вы покажете нам свою лабораторию и свой сад с ядовитыми
растениями. Остается добавить, что нами движет чисто практический интерес.
— Начну с того, — отвечала Дюран, — что вижу
перед собой двух исключительно очаровательных женщин, именно поэтому, прежде
чем мы перейдем к делу, вам придется принять участие в совершенно необходимой
церемонии, которая, возможно, в чем-то вам и не понравится.
Клервиль поинтересовалась, в чем именно будет заключаться
эта церемония.
— Вы пройдете со мной в специальный кабинет, —
сказала ведунья, — где снимете с себя одежды и получите от меня порку.
— Вы всерьез собираетесь выпороть нас?
— Пока не пойдет кровь, милые дамы, да, пока не брызнет
кровь из ваших прекрасных тел. Я никогда не даю никаких сведений, пока не будет
выполнено это, в сущности безобидное, требование. Кроме того, ваша кровь будет
нужна мне для гадания, причем это должна быть свежая кровь после флагелляции.
— Я согласна, — вопросительно посмотрела я на
Клервиль. — и у нас нет другого выхода.
Кабинет, в который ввела нас Дюран, был слишком необычен,
чтобы не рассказать о нем поподробнее, и хотя его освещала одна маленькая
коптящая лампа, мы хорошо разглядели находящиеся в нем предметы. Это была
комната с окрашенными в черное стенами и потолком шириной три метра и длиной
около четырех; у правой стены стояли перегонные кубы, небольшие печи и прочие
химические приборы; слева висели полки с большим количеством бутылок и склянок,
а также книг, и стоял рабочий стол со стулом; напротив нас, у дальней стены,
висела черная ширма, отделяющая эту комнату от соседней; эта ширма ниспадала на
диван и разделяла его таким образом, что половина дивана находилась в кабинете,
а другая половина — в соседней комнате; кроме того, в самом центре стоял
деревянный столб, обитый бархатом, к которому мадам Дюран и привязала нас лицом
друг к другу.
— А теперь, — спросила хозяйка, — вы готовы
испытать боль ради того, чтобы получить нужные знания?
— Приступайте, сударыня, — ответили мы, —
приступайте: мы готовы на все.
После этого Дюран весьма горячо расцеловала каждую из нас,
ласково похлопала ладонью по нашим ягодицам и завязала нам глаза. С этого
момента воцарилась тишина; мы услышали легкие шаги и получили каждая по
пятьдесят ударов, хотя так и не поняли от кого. Это были розги, которых мы еще
не пробовали, — тонкие гибкие ивовые прутья, — и несмотря на то, что
мы обычно легко переносили экзекуцию, мне показалось, что с меня за две минуты
содрали всю кожу. Однако мы не издали ни звука жалобы, нам тоже никто не сказал
ни слова. Потом кто-то ощупал наши ягодицы, скорее всего это не была мадам
Дюран.