Пуаро снял пальто. Мисс Лемон водворила пальто на вешалку, и
мистер Гоби, по своему обыкновению, обратился к ее затылку.
– Я выпью чашечку чаю с Джорджем, – сообщил он. – Время у
меня свое. Могу и подождать.
Он любезно скрылся в кухне, а Пуаро вошел в гостиную, по
которой энергично расхаживал сэр Родрик.
– Заглянул к вам, старина, – сказал он благодушно. –
Замечательная штука телефон.
– Вы вспомнили мою фамилию? Я польщен.
– Ну не то чтобы вспомнил, – ответил сэр Родрик. – Фамилии,
знаете ли, всегда были моим слабым местом. Вот лица я никогда не забываю, –
добавил он с гордостью. – Нет, я позвонил в Скотленд-Ярд.
– О! – Пуаро чуть-чуть растерялся, хотя тут же сообразил,
что сэр Родрик только так и мог поступить.
– Спрашивают, с кем мне угодно говорить. Я отвечаю:
соедините меня с самым верхом. Только так, мой милый. Никогда не соглашайтесь
на заместителя или помощника. Толку ноль. Самый верх, вот что я говорю. Ну,
правда, я назвался. Говорю, что мне требуется высшее начальство, ну и в конце
концов нас соединили. Очень вежливый субъект. Говорю, мне нужен адрес
сотрудника союзной разведки, который работал со мной в таком-то месте во
Франции, даты такие-то. Он сначала не сообразил, так я добавил: «Вы понимаете,
о ком я говорю?» Француз, говорю я. Или бельгиец. Вы ведь бельгиец? Я говорю:
«Зовут его вроде бы Ахилл. Но только не Ахилл, а вроде. Низенький, говорю,
большие усы». И тут он сообразил и сказал, что ваш адрес, вероятно, есть в телефонной
книге. «Отлично, – говорю, – но ведь значится он там не под Ахиллом, верно? А
его фамилию я никак припомнить не могу». Ну, он мне ее назвал. Очень вежливый
субъект, очень, этого у него не отнимешь.
– Я в восторге, что вижу вас у себя! – воскликнул Пуаро,
торопливо прикинув, какие слова ему придется попозже выслушать от телефонного
знакомого сэра Родрика. К счастью, речь вряд ли идет о самом верхе. Вероятнее
всего, это кто-то из тех его знакомых, в число обязанностей которых входит быть
любезными с былыми именитостями.
– Ну, как бы то ни было, – сказал сэр Родрик, – а я до вас
добрался.
– Я в восторге. Разрешите предложить вам что-нибудь? Чай,
гренадин, виски с содовой, sirop de cassis?
[15]
– Ну, нет! – перебил сэр Родрик, напуганный упоминанием
sirop de cassis. – Я, пожалуй, выпью виски. Мне оно, конечно, запрещено, –
добавил он, – но доктора все дураки, как нам известно. У них одна забота:
запрещать все, что вам нравится.
Пуаро позвонил и отдал Джорджу соответствующие распоряжения.
Возле локтя сэра Родрика возникли виски и сифон с содовой.
– А теперь, – сказал Пуаро, когда Джордж удалился, – чем я
могу быть вам полезен?
– У меня для вас работка, старина.
За прошедшие дни он как будто окончательно уверовал в тесные
отношения между собой и Пуаро в былые времена, что Пуаро мысленно одобрил:
пусть племянник сэра Родрика еще больше убедится в его, Пуаро, способностях.
– Документы! – Сэр Родрик понизил голос. – Потерялись
кое-какие документы, а найти их нужно обязательно, понимаете? Ну, я и подумал,
глаза у меня уже не те, да и память иногда пошаливает, так лучше обратиться к
кому-нибудь опытному. Понимаете? Вы, можно сказать, явились, так сказать, в
самую нужную минуту, потому что, понимаете ли, их от меня требуют.
– Весьма интересно, – сказал Пуаро. – А что это за
документы, могу ли я спросить?
– Ну, раз вам придется их разыскивать, так, полагаю,
спросить вы, конечно, можете. Но они очень секретные, не для чужих глаз.
Сверхсекретные… по тем временам. И вот теперь, кажется, опять. Переписка, вот
что. В свое время письма эти особой важности не представляли, так, во всяком
случае, полагали, но ведь политика меняется. Вы же знаете, как бывает: возьмут
и повернутся на сто восемьдесят градусов. Вот когда война началась, помните? Мы
понять не могли, с кем мы и против кого. В одной войне итальянцы наши закадычные
друзья, в следующей враги. Уж не знаю, кто из них был хуже всех. В первой войне
японцы наши дорогие союзники, а в следующей – взрывают на воздух Пирл-Харбор!
Как в темном лесу! Начали с русскими эдак, а кончили как раз наоборот. Вот что
я вам скажу, Пуаро: в наши дни вопрос о союзниках самый жгучий. За одну ночь
меняются.
– И у вас пропали какие-то документы? – вставил Пуаро,
напоминая старику о цели визита.
– Да. Документов у меня, конечно, множество, и последнее
время я их извлек на свет божий. Прежде хранил в безопасном месте. В банке,
собственно говоря, но забрал их оттуда и начал их разбирать, потому что
подумал: а отчего бы мне не написать мемуары? Все ребята теперь их пишут. И
Монтгомери, и Аланбрук, и Окинлек – все изливаются в печати: но по большей
части о том, какого они мнения о прочих генералах. Вот даже старик Моран,
почтенный врач, распространяется о самом важном своем пациенте. Уж не знаю, до
чего дойдет дело! Но раз так, я и подумал, что, пожалуй, будет забавно
рассказать кое-какие факты о кое-каких людях, которых я знавал. Чем я хуже
других? Мне-то все это известно досконально.
– Я уверен, очень многим это будет весьма любопытно, –
сказал Пуаро.
– Да уж! Знавал многих знаменитостей. Все на них взирали с
благоговением. Никому и в голову не приходило, что они круглые дураки. Но мне
это было хорошо известно. Черт побери, какие ошибки допускали некоторые из этих
вояк – вы даже вообразить не можете! Ну, вот я и забрал домой свои документы и
нашел милую девочку помочь мне в разборке. Очень милая девочка и умница
вдобавок. Английский, правда, знает не очень хорошо, но зато на редкость
сообразительная и добросовестная. Я засолил немало всякого материала, но все
было в беспорядке. Ну, так дело в том, что кое-каких документов, которые мне
понадобились, там не оказалось.
– Они там не оказались?
– Да. Мы подумали, что пропустили их, и перебрали все снова,
и вот что, Пуаро: по-моему, украдено довольно-таки много. Часть ни малейшей
важности не имеет. Собственно говоря, те, которые я разыскивал, тоже ее не
имели… то есть иначе мне бы не позволили оставить их у себя. Но как бы то ни
было, а этих писем там не оказалось.
– Естественно, я не хочу быть нескромным, – сказал Пуаро, –
но не могли бы вы дать мне хоть какое-нибудь понятие о содержании этих писем?
– Пожалуй, не могу, старина. Скажу только, что некто нынче
трубит на всех перекрестках о том, что он делал да что говорил в прежние дни.
Но он врет. И эти письма доказывают, какой он лжец! Конечно, публиковать их
вряд ли станут. Мы просто пошлем ему парочку копий напомнить, что он тогда на
самом деле говорил, и дадим понять, что оригиналы, где все это его рукой
написано, хранятся у нас. И не удивлюсь, если… ну, если потом все пойдет
немножко по-другому. Понимаете? А впрочем, зачем спрашивать, вам ли не знать,
как это делается.