Воспоминания об этом удовольствии подействовали на нее так,
что она, совсем забыв о свидетельнице, положила пальцы на свое лоно и начала
мять его. И все-таки ей хотелось, чтобы в нее проникло сейчас что-нибудь более
реальное. Она повернулась лицом к Мари-Анж, закрыла глаза, широко раскинула
ноги и после нескольких секунд ожидания начала пронзать себя двумя сложенными
вместе пальцами. Быстро. Сильно. Через три минуты все было кончено.
– Видишь, я могу ласкать себя много раз подряд.
– Ты это делаешь часто?
– Да.
– Сколько раз в день?
– По-разному. Понимаешь ли, в Париже у меня было не так уже
много свободного времени, надо было ходить на факультет, бегать по магазинам.
Больше двух раз у меня не получалось: утром, под душем, ну и вечером, перед тем
как заснуть, парочку раз. Ну и если ночью проснусь, тогда, конечно, тоже. А вот
во время каникул я ничем другим не занималась, я могла радовать себя помногу. А
сейчас у меня как раз каникулы!
Так они долго еще болтали, довольные рождавшейся между ними
близостью. Эммануэль была счастлива, что она может говорить о таких вещах. И
особенное удовольствие заключалось для нее в том (хотя она не могла бы в этом
признаться), что она мастурбировала перед этой девочкой, что та любит на это
смотреть и знает толк в наслаждении. Господи! До чего же она хороша! Эти
прекрасные волосы и бедра, так невинно и бесстыдно обнаженные перед старшей
подругой!
– Ты о чем задумалась, Мари-Анж? У тебя такой грустный вид…
Эммануэль погладила девочку по волосам.
– Я думаю о бананах, – вздохнула Мари-Анж. Она смешно
наморщила нос, и обе они принялись хохотать, чуть не задохнувшись от смеха.
– О нет, этот способ не для девушек! Что угодно, но только
не это.
– А как ты начала с мужчинами?
– Меня лишил невинности Жан.
– И у тебя никого не было до мужа! – воскликнула Мари-Анж с
таким негодованием, что Эммануэль пришлось как бы просить у нее прощения.
– Нет, то есть почти нет. Разумеется, были мальчики, которые
меня ласкали, но это все было не по-настоящему.
Эммануэль вздохнула и продолжала:
– Вот Жан, он занялся со мной любовью сразу же.
Потому что я его любила.
– Прямо так и сразу?
– На второй день нашего знакомства. Он пришел в гости к моим
родителям, они у кого-то познакомились. Он сидел за столом и все время смотрел
на меня, и видно было, что я ему очень понравилась. Потом, когда ему удалось
остаться со мной вдвоем, он задал мне множество вопросов: сколько у меня
поклонников, люблю ли я заниматься любовью. Я была ужасно смущена, но
рассказала ему всю правду. И он тоже, как и ты, хотел знать все в точности и в
подробностях. А на следующий день он пригласил меня покататься. Посадил меня
рядом с собой и одной рукой вел машину, а другой обнимал меня и начал ласкать,
сначала плечи, потом грудь. А когда мы остановились на лесной дороге в
Фонтенбло, он первый раз поцеловал меня. И сказал мне таким, знаешь, строгим
тоном: «Ты девушка, сейчас я сделаю из тебя женщину». И мы сидели в машине
прижавшись друг к другу долго-долго. Сердце у меня билось сильно-сильно, а
потом успокоилось. Я была счастлива. Все произошло именно так, как мне
представлялось. Жан велел мне стянуть с себя штанишки, и я сразу же его
послушалась – мне хотелось помогать ему, не быть пассивной участницей своей
собственной дефлорации. Он положил меня на сиденье, а сам встал в раскрытой
дверце. И совсем не играл со мной, вошел сразу и так умело, что ничуть не было
больно. Наоборот, почти тут же стало так приятно, что я отключилась. И пришла в
себя полностью, когда мы уже сидели в лесном ресторане за столиком на двоих.
Потом Жан спросил номер, и мы занимались любовью до самой полуночи. Я быстро
всему научилась.
– А что сказали твои родители?
– Да ничего. Назавтра я всем растрезвонила, что я уже не
девушка, что у меня есть любовник. И они нашли это совершенно нормальным.
– И Жан попросил твоей руки?
– Да вовсе нет! Мы и не помышляли о женитьбе. Мне было
неполных семнадцать, я только что сдала свой «бак» и была страшно горда, что я
любовница, метресса солидного взрослого мужчины.
– Так почему же ты оказалась замужем?
– В один прекрасный день Жан сказал таким обычным спокойным
тоном, что фирма посылает его в Сиам. Я чуть не упала со стула от огорчения. Но
он так же спокойно объявил:
«Я на тебе женюсь перед отъездом. А ты прилетишь ко мне
попозже, когда я найду для нас дом».
– Ну и как ты на это?..
– Мне показалось это сказкой, слишком чудесной, чтобы
осуществиться. Я радовалась и смеялась, как безумная. И через месяц мы
поженились. И, представь себе, мои родители ничего не имели против того, что я
была любовницей Жана, но просто встали на дыбы, узнав, что я буду его женой.
Они говорили ему, что он слишком стар для меня, что я еще невинный ребенок.
Как тебе это нравится, а? Но он сумел их убедить. Мне бы
очень хотелось знать, что он им сказал. У моего папы чуть не случился инфаркт:
он никак не мог примириться с тем, что я должна бросить вышмат.
– Бросить что?
– Высшую математику. Я занималась ею на факе.
Мари-Анж рассмеялась. Эммануэль продолжала:
– Это была папина идея – дочка будет крупным математиком… Ну
ладно, Жан должен был улететь сразу же после свадьбы. Но вышло так, что, к
счастью, его отъезд задержался на целых полгода. И потому я была законной
супругой почти столько же времени, сколько была его любовницей. И знаешь,
заниматься любовью законно не менее интересно, чем грешить. Хотя сначала мне
было чудно, что мы занимаемся этим по ночам.
– Где ты жила, когда он уехал? У родителей?
– Да нет! В нашей квартире, в нашей собственной квартире на
Рю Доттор Бланш.
– И он не побоялся оставить тебя одну?
– А чего тут бояться?
– Как чего? Что ты будешь ему изменять.
Эммануэль фыркнула:
– Н-ну, не думаю. Мы никогда не говорили об этом. Эта мысль
никому из нас и в голову не приходила.
– Но потом ты все-таки изменяла ему?
– Зачем? Около меня крутилась уйма всяких мужчин, но мне они
казались ужасно смешными.
– Значит, это правда, то, что ты говорила бабам…
– Бабам?