– Все было очень красиво, – говорила она, шмыгая носом и
наполняя свою чашку. – Девятнадцать машин, церковь полна народу, и каноник
отлично провел службу. Да и день для этого подходящий. Бедный мистер Эбернети –
таких, как он, в мире осталось мало. Все его уважали. – Услышав звук клаксона и
шум автомобиля на подъездной дорожке, миссис Джекс поставила чашку и
воскликнула: – А вот и они!
Марджори включила газ под большой кастрюлей с куриным супом.
Большой очаг времен викторианского величия стоял холодный и бесполезный, словно
памятник минувшей эпохе.
Машины подъезжали одна за другой – выходящие из них люди в
черном неуверенно шли через холл в Зеленую гостиную. За стальной каминной
решеткой горел огонь – дань первым осенним холодам, призванный также согреть
тела и души побывавших на похоронах.
Лэнском вошел в комнату, неся на серебряном подносе бокалы с
хересом.
Мистер Энтуисл, старший партнер старой и уважаемой фирмы
«Боллард, Энтуисл, Энтуисл и Боллард», грелся, стоя спиной к камину. Взяв
бокал, он окинул компанию проницательным взглядом юриста. Не все присутствующие
были ему лично знакомы, и он ощущал необходимость «рассортировать» их.
Представления перед отбытием на похороны были спешными и поверхностными.
Обратив внимание прежде всего на старого Лэнскома, мистер
Энтуисл подумал: «Бедняга очень постарел – не удивлюсь, если ему под девяносто.
Ну, он получит хорошую ежегодную ренту – за него нечего беспокоиться. Преданная
душа – такие старомодные слуги в наши дни редкость. Теперь в моде приходящие
уборщицы и няни. Помоги нам, боже! Все это печально. Пожалуй, хорошо, что
бедняга Ричард умер преждевременно. Ему было бы практически незачем жить».
Для мистера Энтуисла, которому было семьдесят два, смерть
Ричарда Эбернети в шестьдесят восемь лет, безусловно, выглядела
преждевременной. Мистер Энтуисл удалился от активной деятельности два года
назад, но в качестве душеприказчика Ричарда Эбернети и в знак уважения к одному
из старейших клиентов, являвшемуся также личным другом, совершил поездку на
север страны.
Вспоминая условия завещания, адвокат разглядывал членов
семьи.
Миссис Лео – Элен – он, разумеется, хорошо знал, относясь к
ней с симпатией и уважением. Его одобрительный взгляд задержался на Элен
Эбернети, стоящей у окна. Черное было ей к лицу. Ему нравились ее правильные
черты лица, хорошо сохранившаяся фигура, волнистые пряди зачесанных назад
седеющих волос и глаза – они когда-то были василькового цвета и все еще
оставались ярко-голубыми.
Сколько лет сейчас Элен? Очевидно, сорок один или сорок два.
Странно, что она не вышла замуж снова после смерти Лео. Привлекательная
женщина. Правда, они с мужем так любили друг друга…
Его взгляд устремился на миссис Тимоти. Он плохо ее знал.
Черное ей не шло – в ее стиле были сельские твидовые костюмы. Крупная женщина,
на вид неглупая и дельная. Она всегда была хорошей женой Тимоти. Следила за его
здоровьем, хлопотала над ним – возможно, даже чересчур. Действительно ли Тимоти
так уж болен? Мистер Энтуисл подозревал, что он просто ипохондрик. Ричард
Эбернети придерживался того же мнения. «Конечно, в детстве у Тимоти были слабые
легкие, – говорил он, – но будь я проклят, если сейчас у него что-то
серьезное». В конце концов, какое-то хобби должно быть у каждого. Хобби Тимоти
было помешательство на собственном здоровье. Верила ли миссис Тим в его хвори?
Возможно, нет – но женщины никогда не признаются в таких вещах. Должно быть,
Тимоти человек состоятельный – он никогда не был мотом. Но при теперешних
налогах лишние деньги не помешают. Возможно, после войны ему пришлось сильно
урезать расходы.
Мистер Энтуисл перенес внимание на Джорджа Кроссфилда, сына
Лоры. Лора вышла замуж за весьма сомнительного типа. Никто о нем почти ничего
не знал. Он называл себя биржевым маклером. Молодой Джордж работал в
адвокатской фирме, не пользовавшейся солидной репутацией. Смазливый парень, но
в нем тоже есть что-то сомнительное. Наверняка денег у него не густо. Лора в
отношении вкладов проявила себя круглой дурой и умерла пять лет назад, не
оставив ни гроша. Она была красивой и романтичной женщиной, но совсем
непрактичной.
С Джорджа Кроссфилда мистер Энтуисл переключился на двух
девушек. Интересно, кто из них кто? Ах да, это Розамунд, дочь Джералдины,
рассматривает восковые цветы на малахитовом столике. Хорошенькая девушка, даже
красивая – только лицо у нее глуповатое. Играет на сцене. Муж у нее тоже актер
– красивый парень. «И знает об этом, – подумал мистер Энтуисл, с предубеждением
относившийся к актерскому ремеслу. – Интересно, кто его родители и какое у него
прошлое?» Он с неодобрением посмотрел на Майкла Шейна – худощавого блондина,
казавшегося утомленным.
Сьюзен, дочь Гордона, выглядела бы на сцене куда лучше
Розамунд. В ней больше индивидуальности – возможно, даже слишком много для
повседневной жизни. Сьюзен стояла рядом с ним, и мистер Энтуисл украдкой изучал
ее. Темные волосы, карие, почти золотистые глаза, мрачноватая, хотя по-своему привлекательная
складка рта… Возле нее стоял мужчина, за которого она совсем недавно вышла
замуж, – кажется, он помощник аптекаря. По мнению мистера Энтуисла, девушкам не
следовало выбирать себе в мужья мужчин, работавших за прилавком. Но сейчас они
готовы выйти за кого угодно. Молодой человек с бледным невыразительным лицом и
волосами песочного оттенка выглядел так, словно ему не по себе. Мистер Энтуисл
заинтересовался, в чем причина, но в конце концов великодушно приписал это
напряжению, вызванному встречей с многочисленными родственниками жены.
Последним объектом внимания адвоката оказалась Кора
Ланскене. В этом была определенная справедливость, так как Кора в семействе
являлась «последышем». Самая младшая сестра Ричарда родилась, когда ее матери
было уже под пятьдесят, и кроткая женщина не пережила десятой беременности
(трое ее детей умерли во младенчестве). Бедная маленькая Кора! Всю свою жизнь
она причиняла неудобства – была нескладной, неуклюжей и делала замечания,
которые лучше держать при себе. Старшие братья и сестры были очень добры к ней,
прощая ее недостатки и сглаживая последствия ее бестактности. Никому и в голову
не приходило, что Кора может выйти замуж. Она была не слишком привлекательной
девушкой, и ее чересчур явные авансы посещавшим дом молодым людям обычно
заставляли последних в панике отступать. Но потом на горизонте возник Пьер
Ланскене – наполовину француз, с которым Кора познакомилась в художественной
школе, где она училась рисовать цветы акварелью. Однако ее каким-то образом
занесло в класс живой натуры – там Кора повстречала Пьера Ланскене и, придя
домой, заявила о намерении стать его женой. Ричарду Эбернети не понравился
жених – он заподозрил, что Пьер Ланскене охотится за богатой невестой. Но
покуда Ричард выяснял прошлое Ланскене, Кора сбежала с ним и без лишних
промедлений вышла за него замуж. Большую часть совместной жизни они провели в
Бретани, Корнуолле и других местах, облюбованных живописцами. Ланскене был
скверным художником и, по отзывам, не слишком приятным человеком, но Кора очень
его любила и так и не простила своим родственникам их отношение к нему. Ричард
обеспечил младшей сестре щедрое содержание, на которое, по мнению мистера
Энтуисла, жили и она, и ее супруг. Он сомневался, что Ланскене когда-либо
зарабатывал деньги. Должно быть, Пьер умер по меньшей мере лет двенадцать тому
назад, и теперь его вдова, сильно располневшая и облаченная в причудливое
черное одеяние с гагатовыми фестонами, вернулась в родной дом, ходила по
комнате, трогала вещи и радостно восклицала, предаваясь воспоминаниям детства.
Она не давала себе труда притворяться убитой горем по случаю смерти брата. Но
мистер Энтуисл помнил, что Кора вообще никогда не притворялась.