Это была, так сказать, канва; на самом деле все обстояло
несколько сложнее.
— В детстве я мечтала быть пилотом воздушного лайнера,
но потом решила, что это скучно, — добавила она. — Через какое-то
время, когда притупится новизна ощущений, начинаешь чувствовать себя чем-то
вроде высокооплачиваемого водителя автобуса То, чем я занимаюсь, гораздо
интереснее, а главное — нужнее.
— Когда я учился в колледже, — сказал
Джимми, — я тоже мечтал играть в хоккей за «Бостонских Медведей», но моя
тогдашняя подружка убедила меня, что без зубов я буду выглядеть не лучшим
образом. В конце концов я решил, что она права, но до сих пор я обожаю кататься
на коньках. — Джимми часто бывал на катке с Маргарет, но сейчас он
постарался об этом не думать.
— С кем это Марк так мило беседует? — спросил
Джимми, и Алекс загадочно улыбнулась.
— Ты не поверишь, но это — дочь Купа. Она поживет с ним
некоторое время. Ее зовут Тайрин, и она только на днях прилетела из Нью-Йорка.
— Я не знал, что у него есть дочь, — покачал
головой Джимми.
— Для Купа это тоже было чем-то вроде сюрприза.
— Думаю, подобных сюрпризов в его жизни было немало.
— Но это приятный сюрприз. Тайрин — очень
славная, — убежденно сказала Алекс.
Марк, похоже, считал также. Он разговаривал с Тайрин уже
почти час, и Алекс заметила, что Джессика начинает внимательно смотреть в их
сторону. Джейсон был слишком занят, пытаясь утопить кого-то из подошедших своих
приятелей, и пока что ничего не замечал, но Алекс была уверена, что вечером
Джессика непременно шепнет брату несколько слов.
— Хорошие у Марка Дети, — заметила она, и Джимми
кивнул.
— Да. В этом отношении ему здорово повезло. Не знаю только,
что он будет делать, когда они снова уедут к матери.
Ему будет их очень не хватать.
— Быть может, со временем он тоже переберется в
Нью-Йорк, чтобы быть к ним поближе, — сказала она. — А ты? Ты
останешься в Калифорнии или тоже переедешь на восток?
Алекс знала, что Джимми родом из Бостона, и ей внезапно
пришло в голову, что он мог знать ее кузена, который учился в Гарварде примерно
в одно время с ним.
— Мне бы хотелось остаться здесь, — сказал
Джимми. — Но не хочется бросать мать. Отец умер, и она осталась совершенно
одна. Кроме меня, у нее больше никого нет.
Алекс кивнула и спросила у него о своем кузене.
Джимми широко улыбнулся.
— Люк Мэдисон был моим лучшим другом. На старшем курсе
мы жили с ним в одной комнате и каждые выходные напивались до зеленых чертей.
— Это на него похоже, — кивнула Алекс,
обрадовавшись, что Джимми знал ее брата.
— Мне стыдно признаться, — продолжал
Джимми, — но мы не виделись уже лет десять. Кажется, после выпуска он
уехал на стажировку в Лондон, и я потерял его из виду.
— Он сейчас в Штатах, и у него шестеро детей, и все —
мальчики. Впрочем, я сама вижусь с ним нечасто; как правило, мы встречаемся
только на свадьбах родственников, а я не очень стремлюсь бывать на семейных
праздниках, особенно на свадьбах.
— Почему? — удивился Джимми. Алекс интересовала
его все больше и больше. Можно было даже сказать — она ему нравилась, но он
по-прежнему не мог понять, что она нашла в Купе. Джимми по-прежнему
недолюбливал своего квартирного хозяина, как он его величал, хотя и не мог
сказать — почему. Его неприязнь к актеру была скорее интуитивной, чем
осознанной. Возможно, Джимми просто завидовал Купу — признанному сердцееду и
профессиональному бездельнику.
— На одной из свадеб… Впрочем, долго рассказывать.
Я думаю, на свадьбы у меня выработался условный рефлекс, как
у крысы — на удар электрическим током. Короче говоря, от этих церемоний я
ничего хорошего не жду, — ответила Алекс, и Джимми посмеялся такому
объяснению.
— Жаль… — сказал он. — Насколько я знаю, иногда
свадьбы бывают очень удачными. Моя, например… Мы зарегистрировались в мэрии, а
потом отпраздновали это пиццей в ближайшем кафе. Маргарет была замечательной
женщиной!
— Я очень сочувствую твоему горю, — от души
сказала Алекс. Ей и в самом деле было очень жаль Джимми, и она была очень рада,
что в последнее время он стал более разговорчивым. Вечера, которые он проводил
с Фридменами, явно пошли ему на пользу. Общение с Джесс и Джейсоном отвлекало
его от печальных воспоминаний.
— Странная вещь — горе, — проговорил Джимми
задумчиво. — Порой кажется — оно убьет тебя, но бывают дни, когда о нем
совершенно забываешь. К сожалению, когда просыпаешься утром, никогда нельзя
знать заранее, что тебя ждет. Даже день, который начался замечательно, может
превратиться черт знает во что, и наоборот: сначала тебе кажется, что ты и жить
не хочешь, но потом что-то случается, и ты вновь ощущаешь интерес к жизни.
Наверное, в этом отношении горе похоже на болезнь, которая невесть с чего
начинается и неизвестно отчего проходит. К счастью, я, кажется, начинаю к нему
привыкать. Должно быть, со временем привыкнуть можно абсолютно ко всему.
— Да, кроме времени, другого лекарства я не
знаю, — согласилась Алекс. Пусть это звучало банально, но она подозревала,
что доля истины здесь есть. Джимми прожил в «Версале» уже почти пять месяцев.
Когда она впервые увидела его, он был похож на покойника.
— Время способно исцелить любые раны, — добавила
она. — Мне потребовалось несколько лет, чтобы забыть о своем
несостоявшемся замужестве. Конечно, это совсем не то, что случилось с тобой, но
в первое время я ужасно переживала.
— Кто может сказать, что тяжелее? — Джимми пожал
плечами. — Тебя кто-то предал, обманул твое доверие. Это как гнойная рана,
которая долго не заживает. Что касается меня, то моя потеря сродни ампутации.
Если продолжить сравнения в хирургическом духе, — он мимолетно улыбнулся
Алекс, — то моя рана стерильна, если можно так выразиться. Во всяком
случае, мне некого винить в моей потере.
Вот только болит она чертовски сильно.
Он был предельно откровенен с ней, и Алекс подумала, что,
если Джимми выговорится, ему, возможно, станет чуть легче.
— Сколько времени тебе еще работать при клинике? —
спросил он.
— Еще год, — ответила Алекс. — Впрочем,
иногда мне кажется, что по меньшей мере сто лет. Что будет потом, я еще не
знаю. Мне бы хотелось остаться при Калифорнийском университете, если меня
возьмут. У нас превосходное отделение неонатальной интенсивной терапии, но оно
полностью укомплектовано. Работать там считается престижным, так что я не знаю…
Сначала я хотела стать врачом-педиатром, но неонатальная интенсивная терапия
заинтересовала меня. На этой работе не заскучаешь — приходится выкладываться
полностью, иногда даже совершать невозможное.
Не знаю, надолго ли меня хватит физически, но теперь я
уверена — я на своем месте.