Но тут Николай выпрямился и, едва сдерживая слезы, сказал:
— Папа хотел, чтобы я позаботился о тебе.
Зоя была не в силах говорить, она вложила монету мальчику в
руку и, крепко обняв его за плечи, проводила в детскую.
Глава 32
Райты разорились тоже. Кобина с дочерью организовали в клубе
представление с песнями, нарядившись в широкополые ковбойские шляпы. Они с
Биллом развелись, и дом на Саттон-плейс был продан за гроши.
Многие светские дамы продавали свои роскошные манто в холлах
гостиниц; все шло на продажу. За исключением кровавого террора, картина была та
же, что в Санкт-Петербурге 12 лет назад.
Их собственный дом на Лонг-Айленде готовы были купить
примерно за те же деньги, что и автомобили.
Адвокаты Клейтона советовали Зое не торговаться.
«Никербокер»
[5]
почти ежедневно сообщал о
новых скандалах. Автором этих скандальных хроник был Мори Пол; в то, о чем он
писал, трудно было поверить: женщины высшего света становились горничными и
продавщицами. Некоторым, правда, удалось избежать банкротства; но, когда Зоя
смотрела теперь с улицы на свой дом, особняк казался мертвым. Зоины слуги тоже
ушли, за исключением няни, которая присматривала за детьми. Саша, судя по
всему, до сих пор не понимала, почему исчез Клейтон; Николай же стал задумчивым
и тихим и постоянно спрашивал мать о том, где они будут жить, когда продадут
дом. Эти вопросы свели бы Зою с ума, если бы ей не было жалко сына. В свое
время она ведь тоже боялась русской революции. Его глаза были как бездонные
зеленые озера, полные боли и тревоги. Когда он смотрел, как она укладывает в
спальне свои самые скромные платья, он был похож на маленького опечаленного
мужчину. Ей казалось, что изысканные вечерние туалеты от Пуаре и Шанель,
Ланвена и Скьяпарелли ей теперь ни к чему, она связала их в узел и отдала няне,
чтобы та продала их в вестибюле гостиницы «Плаза», — она шла на подобное
унижение ради детей: на счету был каждый цент.
В конце концов они продали дом со всей обстановкой, с
картинами, персидскими коврами, фарфором и хрусталем. Увы, вырученной суммы
едва хватило, чтобы заплатить долги Клейтона и прожить еще несколько месяцев.
— Нам ничего не останется, мама? — Николай
печально огляделся по сторонам.
— Только то, что потребуется в новой квартире.
Зоя целыми днями ходила по городу, заглядывая в кварталы, в
которых никогда не бывала прежде, и наконец нашла две маленькие комнатки на
Семнадцатой Западной улице. Это была крошечная квартирка с двумя окнами, выходящими
на глухую стену соседнего здания. Мало того, что квартира была маленькой и
темной, в ней еще стоял отвратительный запах помойки. В течение трех дней Зоя с
помощью няни и старого негра, которого она наняла за доллар, переносили туда
вещи. Они перенесли две кровати, стол, небольшой диван из ее будуара, один
небольшой ковер и несколько светильников. А еще она повесила картину Наттье,
которую Элси де Волф недавно привезла им из Парижа. Она боялась показать новое
жилье детям, но в конце ноября дом на Саттон-плейс был продан, и спустя два дня
они со слезами распрощались с няней.
Стоя в мраморном зале, Зоя смотрела, как та целует Сашу; они
все плакали.
— Мы когда-нибудь вернемся сюда, мама? — Николай
храбрился, но подбородок у него дрожал, а в глазах стояли слезы. Зое очень бы
хотелось избавить сына от этих страданий, она взяла его маленькую ручку в свою,
запахнула потуже свое демисезонное пальто и ответила:
— Нет, дорогой, не вернемся.
Она уложила почти все их игрушки и коробку книг для себя,
хотя сосредоточиться на чем-то ей теперь было трудно. Кто-то подарил Зое
«Прощай, оружие!»
Хемингуэя, но книга так и лежала непрочитанной на ее ночном
столике. Она с трудом могла думать, не то что читать, к тому же надо было
заниматься поисками работы. Если повезет, то денег, оставшихся от продажи дома,
хватит всего на несколько месяцев. Теперь все обесценилось: все продавали дома,
меха, антиквариат и драгоценности. Цены устанавливали те, кто еще мог что-то
купить, и рынок был переполнен когда-то бесценными, а теперь грошовыми вещами.
Казалось невероятным, что еще существуют те, кого не коснулся крах, и
«Никербокер» продолжал сообщать об их свадьбах, приемах и балах. Еще оставались
люди, которые каждый вечер танцевали в «Эмбасси-клаб» или в казино «Сентрал
Парк» под музыку Эдди Дачина. Когда же Зоя с детьми в последний раз спускалась
по парадной лестнице с чемоданами, а Саша держала в руках свою любимую куклу,
ей казалось, что она уже никогда не будет танцевать. И, словно это случилось
только вчера, она не могла думать ни о чем, кроме пылающего дворца на Фонтанке…
фигуры матери в ночной рубашке, охваченной пламенем, и Евгении Петровны,
которая вела ее черным ходом к Федору и ожидавшей их тройке.
— Мама! — Саша обратилась к ней, когда они
садились в такси, а Николай махал рукой няне, которая стояла на тротуаре и
плакала. Она собиралась погостить у друзей, и ей уже предложили работу в семье
Ван Алене в Ньюпорте. — Мама, скажи, пожалуйста… — Саша настойчиво дергала
ее за рукав, в то время как Зоя с потухшими глазами и окаменевшим лицом давала
шоферу их новый адрес. У нее было такое чувство, будто она снова расставалась с
Клейтоном… с домом, в котором они жили вместе… с жизнью, которая была такой
легкой. Десять лет пролетели как мгновение; глаза Зои наполнились слезами — как
ей сейчас не хватало его! Она откинулась на сиденье и закрыла глаза — так
сильно она страдала.
— Прости, Саша… что ты сказала? — Зоя говорила еле
слышным голосом. Саттон-плейс она видела в последний раз. Больше не будет
красоты и легкой жизни, что оборвалась так внезапно в тот трагический
октябрьский день.
— Я хотела спросить, кто теперь будет о нас
заботиться? — Девочку не слишком трогало расставание с няней, ее больше
волновало, кто будет заботиться о ней. Слова эти звучали так странно, что все
смутились, даже Николай, который был на четыре года старше ее.
— Я, милая.
— Ты? — Саша очень удивилась, а Николай посмотрел
на мать с той мягкой улыбкой, которую унаследовал от отца. Было больно видеть
теперь эту улыбку.
Все напоминало Зое о том, что они потеряли, — как и в
те дни, когда они уехали из России.
— Я буду помогать тебе, мама, — решительно
произнес Николай, держа мать за руку и стараясь не заплакать. — Я буду
заботиться о тебе и о Саше. — Он знал, что именно этого от него хотел
отец, и он не обманет его ожиданий. Теперь он неожиданно стал единственным
мужчиной в семье. За какой-то месяц весь его спокойный, счастливый мир
перевернулся, но он должен быть на высоте, так же как и мама. Она будет
бороться. Бороться ради детей… она пойдет работать… и когда-нибудь… когда-нибудь…
они снова обретут тепло и безмятежную жизнь. Она не даст себя победить.