— Бабушка! — закричала Зоя, вцепившись в нее.
Обе они увидели, как за окнами мелькает белая фигура.
Наталья с бессвязными криками и безумным смехом металась от окна к окну,
помахивая рукой, точно приветствовала кого-то. Зоя рванулась туда, но графиня
удержала ее.
— Не пущу! Ей уже не поможешь! Там эти разбойники! Они
убьют тебя.
— Бабушка, ради бога!.. Я не могу смотреть, как она
погибает… — Рыдая, Зоя вырывалась так отчаянно, что графиня чувствовала: еще
немного — и она высвободится.
По счастью, на пороге появился Федор.
— Лошади готовы! — Он подогнал тройку к боковому
выходу из сада с таким расчетом, чтобы ее не заметили хозяйничавшие во дворце.
— Бабушка! — Зоя продолжала рваться к дверям, и
тогда графиня с размаху ударила ее по щеке:
— Замолчи! Она уже погибла! А мы должны бежать
немедленно! — Из окон нижнего этажа уже выглядывали незнакомые лица.
— Я не могу… не могу ее оставить, — кричала Зоя,
но бабушка держала ее крепко. — Пожалуйста, пусти меня, пусти!..
— Не пущу. — И она на секунду мягко привлекла
девочку к себе.
Раздался грохот — как будто что-то взорвалось. Весь верхний
этаж был теперь в огне: белая рубашка Натальи горела. Ей не было спасения: за
спиной поднималась стена пламени, прыгнуть — значило разбиться насмерть. Она
была обречена, и, быть может, это было счастьем. Ее разум, не выдержавший
двойного потрясения — потери мужа и сына, — никогда не вернулся бы к ней.
Мир ее разбился вдребезги.
— Скорей, скорей, — звал Федор.
Бабушка с неожиданным проворством подхватила с пола собачку,
сунула ее Зое в руки и потащила девочку на улицу, где ждала тройка.
Глава 5
Зоя обернулась и увидела, что пламя взметнулось над
верхушками деревьев, пожирая то, что было раньше отчим домом, а теперь
безжизненной оболочкой прежней жизни. Федор предусмотрительно свернул в
переулок. Евгения Петровна и Зоя, державшая на руках щенка, теснее прижались
друг к другу. На улицах было множество солдат, но никто не сделал попытки
задержать их. Федор, стараясь не выезжать на людные проспекты, неуклонно продвигался
к городской окраине.
Был четверг, 15 марта. В эту самую минуту царь, находясь в
Пскове, читал телеграммы от главнокомандующих фронтами: генералы требовали его
отречения.
Вокруг была измена. Лицо его стало мертвенно-бледным…
Побледнела и Зоя, когда домики предместья остались позади.
Больше двух часов Федор кружил по окольным дорогам, пока не выбрался на тракт,
ведший в Царское Село. Ни у бабушки, ни у внучки не было ясного представления о
том, что творится в городе. Зоя думала только о матери: та так и стояла у нее
перед глазами — в длинной ночной рубашке, на подоконнике, с которого она
кинулась вниз. Зоя представляла, как пламя пожирает тело Николая, лежащего в
той самой комнате, куда она так часто прибегала в детстве.
Николай, «Колька-дурак», как она дразнила его… Боже, еще
только недавно все было хорошо и шла обычная и счастливая жизнь!..
Голова ее была окутана старой шалью, уши мерзли, и поэтому
Зоя вспомнила, что и Ольга, и Татьяна мучаются после кори от боли в ушах.
Подумать только: всего несколько дней назад это казалось бедой — корь, жар,
лихорадка!.. Какие пустяки, какие мелочи… Потом она задумалась над тем, что они
найдут в Царском.
Показалась деревня, но Федор благоразумно объехал ее. Их уж
дважды останавливали солдаты, и Федор лишь секунду боролся с искушением пустить
лошадей вскачь и прорваться. Он понимал, что солдаты откроют стрельбу, и решил
не рисковать. И потому, натянув вожжи, он объяснил, что везет больную старую
каргу и ее слабоумную внучку. И Евгения Петровна, и Зоя смотрели на солдат бессмысленным
взглядом, всем своим видом показывая, что прятать им нечего.
Как хорошо, что Федор для этой поездки запряг лошадей в
старые, облупившиеся сани, неказистые, но крепкие. Ими давно уже не
пользовались, и солдаты не позарились на эту рухлядь. Зато внимание солдат
привлекли великолепные лошади, и они со смехом выпрягли вороных, которыми так
гордился Константин, оставив лишь коренника. На нем и добрались до въезда в
Царское Село. Против обыкновения, у шлагбаума не стоял разъезд лейб-казаков и
не видно было часовых-гвардейцев. Их сменили подозрительного вида армейцы в
потрепанных шинелях.
— Кто такие? — грубо крикнул один из них.
Зоя испугалась, Федор начал было плести свою небылицу, но в
эту минуту Евгения Петровна стала в санях и подняла Зою.
— Я — графиня Юсупова, родственница государя
императора! Хотите убить меня — убивайте! — Сейчас, лишившись и сына, и
внука, она не боялась смерти. Но поднять руку на Зою мятежники смогли бы, лишь
перешагнув через ее труп, а перед этим она застрелила бы стольких, скольких
успела. Зоя не знала, что в муфте бабушки лежит маленький револьвер с
перламутровой ручкой и что она не задумываясь пустит его в ход.
— Нет больше никакого государя императора, — с
угрозой сказал солдат, и красная повязка у него на рукаве вдруг показалась Зое
особенно зловещей. Что означают эти слова? Неужели они убили дядю Ники? Не
прошло и нескольких часов, а от их прежней жизни осталось только пепелище… Но
неужели царь разделил участь Константина и Николая?
— Я приехала к Александре Федоровне, я хочу видеть ее и
детей, — с той же властной интонацией, так противоречившей ее скромному
облику, продолжала бабушка, не отводя глаз.
«Неужели и тетю Алике убили?» — думала в ужасе Зоя,
оцепенев.
Повисла пауза, казавшаяся бесконечной: солдат, оценивающе разглядывавший
их, вдруг отступил, бросив через плечо своим:
— Пропустите. Пусть едут. А ты, старуха, запомни: царя
больше нет. Час назад, в Пскове, он отрекся от престола. Мы теперь живем в
новой, свободной России.
Он шагнул в сторону, Федор стегнул лошадь. «Новая Россия…
конец всему прежнему… какие ужасающие потрясения ждут нашу страну» — эти мысли
проносились в голове бледной как полотно графини.
— Бабушка, неужто это правда? Неужели дядя Ники?..
— Алике нам сейчас все расскажет.
У подъезда Александровского дворца было на удивление
безлюдно — исчезли даже неизменные часовые.
И вокруг не было ни души. Лишь после того, как Федор громко
постучал в массивную дверь, появились перепуганные слуги. Юсуповых впустили.
Внизу, в вестибюле, было так же пусто, как и снаружи.
— Да куда же все подевались?! — воскликнула
графиня.
— Ее величество наверху, с детьми, — вытирая слезы
рукавом, ответила женщина из числа дворцовой прислуги.
— А государь? — Зеленые глаза графини, казалось,
прожигали ее насквозь.
— Вы разве ничего не слыхали? — продолжая плакать,
спросила женщина.