— Ты серьезно? — Такая перспектива пугала его.
Если она перестанет писать, как часто будет тогда появляться среди знакомых, на
вечерах и приемах?
— Посмотрю. Спешить не буду. Хотя серьезно об этом
подумываю. Семь лет — срок большой. Может, настало время для отставки Мартина
Хэллама?
— И Кизии Сен-Мартин!
Она не ответила, спокойно посмотрела ему в глаза.
— Кизия, ты ведь не наделаешь глупостей? Я с радостью
узнал о твоем решении относительно Уитни. Но означает ли это, что.!.
— Нет. Я порвала также и со своим другом в Сохо. В тот
же день. Своего рода чистка. Погром. А в конце — облегчение.
— И сейчас ты совсем одна? Она наклонила голову,
подумав, что его назойливость переходит все границы.
— Да. Один на один с работой. Мне это нравится. —
Она одарила его сияющей улыбкой.
— Возможно, это именно то, что временно тебе нужно. Но
не будь суровой и натянутой. Это не украшает тебя.
— Почему нет?
— Потому, что ты слишком хороша и слишком молода, чтобы
губить себя за машинкой. Временно — да. Но не изводи себя слишком долго.
— Не изводить себя, Эдвард? Но у меня такое ощущение,
что наконец-то я нашла себя.
Господи, сегодня день, когда она более всего похожа на
своего отца. Что-то подсказывало Эдварду, что девушка приняла самое важное в
своей жизни решение. Бесповоротно.
— Только будь осторожна, Кизия. — Он прикурил
погасшую сигару, пристально посмотрел ей в глаза. — И не забывай, кто ты.
— Ты даже не можешь представить, как часто мне
напоминают об этом. Не беспокойся, дорогой. Этого мне не забыть. Ты не
позволишь.
Что-то жесткое снова мелькнуло в ее глазах — он почувствовал
себя неуютно.
— Ну, может, пора сделать заказ? — Кизия
легкомысленно помахала рукой, подзывая официанта. — Я предлагаю авокадо и
омлет с креветками. Это восхитительно…
— Поймать такси?
— Нет, я прогуляюсь. В октябре я влюблена в этот город.
Стоял прозрачный осенний день, безветренный и чистый. Через
месяц-другой наступят холода, но пока еще их дыхание не чувствуется. Это
исключительное время года для Нью-Йорка, когда все кругом очищается, светлеет и
оживает, когда хочется пересечь мир из конца в конец. И Кизия делала это.
— Ты позвонишь мне, Кизия? Не пропадай. Я волнуюсь,
когда не слышу тебя неделями. Но я не хочу тебе мешать.
«С каких это пор, дорогой, с каких?»
— Ты никогда этого не делал. Спасибо за угощение. И
видишь… было не так уж плохо!
Она быстро обняла его, поцеловала в щеку и пошла. На углу,
ожидая зеленого света, махнула на прощание рукой.
Она пошла по Третьей авеню к Шестидесятой улице, затем
свернула в западную часть города, к парку. Это уводило ее в сторону, но домой
она не спешила. Работа шла легко, а потому можно не торопиться домой в такой
чудный день. Глубоко вдыхая свежий воздух, она с улыбкой смотрела на
краснощеких детишек, играющих на улице. В Нью-Йорке редко встречаются дети со
здоровым румянцем. Обычно на их личиках либо серо-зеленый оттенок глубокой
зимы, либо бледные следы жаркого лета. Весна мимолетно опускается на
Манхэт-тен. Но осень… осень, с хрустящими яблоками на овощных прилавках и
тыквами, из которых вырезают забавные маски к Дню всех святых! Свежий ветер
разгоняет скучные облака, будоража гуляющих. Жители Нью-Йорка не страдают от
октября, они им наслаждаются. Люди счастливы, веселы и оживленны.
Кизия с удовольствием гуляла в парке. Вокруг ее ног
шелестели опавшие листья. Дети катались в каретах, запряженных пони. Звери в
зоопарке поворачивали ей вслед головы. Вдруг до нее донесся звон колокольчиков
— начинала работать музыкальная карусель. Кизия вместе с детьми и их родителями
остановилась, чтобы полюбоваться зрелищем. Это было забавно. Дети. Наверное,
удивительно иметь рядом с собой маленького человечка… С кем можно посмеяться,
вытереть мороженое с подбородка, уложить в кроватку, почитав перед сном, или
прижаться к нему покрепче, когда утром он заберется к тебе в постель. Но позже
придется объяснять, кто он такой, чего от него ждут и что ему следует делать,
когда он повзрослеет и влюбится. Именно по этой причине Кизии не хотелось иметь
детей. Зачем подвергать эксперименту кого-то еще? Достаточно того, что она сама
все эти годы вынуждена нести этот крест. Никаких детей. Никогда.
Колокольчики замолкли, позолоченные зверюшки прекратили свой
механический вальс. Детишки стали расходиться. Побежали к уличным торговцам.
Кизия наблюдала за ними. Неожиданно захотелось купить себе красный надувной
шар. Так она и сделала, привязав к пуговице на рукаве. Шар плясал на ветру выше
головы и ниже ветвей склонившихся деревьев. А она смеялась. Хотелось бежать
вприпрыжку до самого дома.
Она миновала пруд и на Семьдесят второй улице неохотно вышла
из парка. Брела с танцующим в руке шариком, обходила стороной нянюшек, которые
направлялись в парк, толкая перед собой огромные английские коляски, покрытые
кружевом. Группа французских сиделок двигалась навстречу гогочущим английским
няням. Кизия с удивлением наблюдала за очевидной, хотя и замаскированной
враждебностью между этими двумя группами.
Она подождала на перекрестке, пока не остановились машины, и
направилась к дому по Мэдисон-авеню, мимо небольших лавочек. Она была довольна
прогулкой. Мысли постепенно возвращались к Люку. Кажется, она не видела его
целую вечность. А так к этому стремилась… Много работала, хорошо себя вела,
смеялась вместе с ним по телефону. Но внутри нее жила печаль. И, что бы она ни
делала, тоска не проходила. Тяжелая и тугая. Как кулак. Почему она скучает по
Люку так сильно?
Привратник открыл дверь. Входя, Кизия потянула шар вниз, но
вдруг почувствовала себя неловко. А тот сделал вид, что ничего не замечает.
— Добрый вечер, мисс.
— Добрый вечер, Сэм. — Он носил черную зимнюю
униформу и неизменные белые перчатки. Стоя в лифте, как обычно, смотрел прямо
перед собой. Интересно, смотрит ли он когда-нибудь людям в лицо? Двадцать
четыре года Сэм возил людей вверх и вниз… вверх и вниз… ни разу не взглянув им
в глаза… «Доброе утро, мисс»… «Доброе утро, Сэм»… «Добрый вечер, сэр»… «Добрый
вечер, Сэм»… И так двадцать четыре года, глядя в одну точку, на стене. В
будущем году его проводят на пенсию, подарят на прощание позолоченные часы и
бутылку джина. Если к тому времени он не умрет, уставясь все так же в одну
точку.
— Спасибо, Сэм.
— Пожалуйста, мисс. — Дверь лифта закрылась, она
достала ключ от квартиры.
Подобрала вечерние газеты со стола в холле. Привычка следить
за новостями. Сегодня особый день. Газеты заполнены ужасными новостями за
неделю. Кажется, более ужасными, чем когда-либо. Умирающие дети. Землетрясение
в Чили — тысячи погибших. Арабы и евреи на военной тропе. Проблемы на Дальнем
Востоке, убийства в Бронксе. Ограбления в Манхэттене. Волнения в тюрьмах.
Последнее особенно сильно тревожило Кизию.