— Потому что, если я напишу речь, она не будет такой эмоциональной, как надо. Просто честно напиши о том, что чувствуешь.
— Не самая удачная мысль, по-моему. «Спасибо за всю эту вкусную жратву, и, кстати, я сейчас обделаюсь от страха». — Он всмотрелся в темноту. — Ты уверена, что твой метод работает? По-моему, мы только глубже заходим.
— Доверься мне.
— Да я и не хочу, чтобы ты все написала за меня… так, просто улучшить кое-что…
— Извини, тут я тебе помогать не стану. — Они остановились на пересечении трех дорожек.
— Тут мы уже были.
— Поверь, я знаю, что делаю. Идем дальше.
Они молча продолжили путь. Музыканты теперь играли композицию «1999» Принса под восторженные крики гостей.
— Когда я впервые услышала эту песню, — сказала Эмма, — то подумала: это что-то из области фантастики. Тысяча девятьсот девяносто девятый год. Летающие автомобили, еда в виде таблеток и путешествия на Луну. И вот тысяча девятьсот девяносто девятый год наступил, а я по-прежному вожу потрепанный «фиат». Ничего не изменилось.
— Только вот я стал семейным человеком.
— Семейный человек. Черт, тебе не страшно?
— Бывает. А потом смотрю на болванов, которым как-то удается воспитывать детей. Все время говорю себе: если у Миффи Бьюкенен получилось, неужели это так сложно?
— Знаешь, с младенцем не пустят в бар. Почему-то владельцам баров это не нравится.
— Ничего страшного. Придется полюбить домашние посиделки.
— Но ты счастлив?
— Да… кажется. А ты?
— Счастливее, чем раньше. Вроде как.
— Вроде как. Ну, вроде как не так уж плохо.
— Стоит ли надеяться на большее!
Эмма нащупала выступ, показавшийся знакомым, и поняла, где они находятся. Надо повернуть направо, а потом налево, и они вновь окажутся в розовом саду и попадут на вечеринку; Декстер вернется к своей невесте и друзьям, и у нее уже не будет времени, чтобы с ним поговорить. Почувствовав щемящую тоску, Эмма остановилась и взяла ладони Декстера в свои руки:
— Можно сказать тебе кое-что? Прежде чем мы вернемся на вечеринку?
— Говори.
— Я немного пьяна.
— Я тоже. Ничего.
— Просто… я так скучала по тебе.
— Я тоже по тебе скучал.
— Но мне очень, очень тебя не хватало, Декстер. Мне стольким надо было с тобой поделиться, а тебя рядом не было…
— Я чувствовал то же самое.
— И мне немножко стыдно, что тогда так от тебя убежала.
— Правда? А я тебя не виню. Я и впрямь иногда был немного… противным.
— Немного? Да ты был ужасен.
— Знаю.
— Ты был эгоистом, самовлюбленным и жутким занудой, между прочим…
— Я понял.
— И все равно. Надо было учесть, что ты переживал из-за мамы…
— Меня это не оправдывает.
— Нет, конечно, но это не могло на тебя не повлиять.
— Я все еще храню твое письмо. Замечательное письмо, я очень тебе благодарен.
— И все же надо было не только письмом ограничиться. Ведь друзей не бросают, верно? Я должна была принять удар на себя.
— Я тебя не виню.
— Все равно. — К своему стыду, Эмма поняла, что плачет.
— Эй, эй… что с тобой, Эм?
— Прости, я просто много выпила, и…
— Иди сюда.
Он обнял ее, прислонившись лицом к ее шее, пахнущей шампунем и мокрым шелком, а она уткнулась ему в шею, вдыхая запах его лосьона, пота и алкоголя, запах его костюма. Так они стояли некоторое время, а потом Эмма перевела дыхание и заговорила:
— Я скажу тебе, в чем дело. Понимаешь… когда мы не виделись, я думала о тебе каждый день — не шучу, каждый день о тебе вспоминала.
— Я тоже о тебе вспоминал.
— Даже если просто думала: «Эх, видел бы это Декстер!», или «Интересно, где сейчас Декстер?», или «Господи, какой же идиот этот Декстер». Понимаешь, о чем я? А когда я увидела тебя сегодня, я решила, что ты ко мне вернулся — мой лучший друг. Но теперь всё это навалилось: эта свадьба, ребенок, — и я очень, очень счастлива за тебя, Декс. Но у меня такое чувство, как будто я снова тебя потеряла.
— Потеряла? Как это?
— Ну знаешь, как бывает, когда у тебя семья: столько ответственности, — и перестаешь общаться с друзьями…
— Необязательно.
— Нет, серьезно, это же сплошь и рядом происходит, мне ли не знать. У тебя теперь будут другие приоритеты, другие новые друзья — все эти красивые молодые парочки, с которыми вы познакомитесь на занятиях по подготовке к родам, и у них тоже будут дети, новые знакомые будут тебя понимать, или ты просто будешь слишком уставать из-за того, что всю ночь не спал.
— Ну, вообще-то мы собираемся завести одного из тех детей, с кем не возникнет проблем. Его можно будет просто оставлять одного в комнате. Даже с консервным ножом и газовой духовкой. — Он почувствовал, как она смеется, уткнувшись ему в грудь, и в этот момент в голове его проскользнула мысль: разве может быть что-то лучшее в жизни, чем когда Эмма Морли смеется над его шутками? — Я не стану одним из тех ненормальных родителей, обещаю.
— Правда?
— Клянусь.
Она отстранилась и взглянула на него:
— Клянешься, что больше не исчезнешь?
— Нет, если ты не исчезнешь.
Их крепко сжатые губы вдруг соприкоснулись. Эмма и Декстер замерли на мгновение в счастливом оцепенении, стоя с открытыми глазами, совершенно неподвижно.
— Сколько времени? — спросила Эмма, в панике отвернувшись.
Декстер сдвинул рукав пиджака и взглянул на часы:
— Почти полночь.
— Что ж! Нам пора.
Они зашагали молча, точно не понимая, что сейчас произошло и что будет дальше. Два поворота, и вот они на выходе из лабиринта, еще чуть-чуть — и вернутся к гостям. Эмма уже хотела открыть тяжелую дубовую дверь, когда Декстер взял ее за руку:
— Эм?
— Декс?
Ему хотелось отвести ее обратно в лабиринт. Он бы выключил телефон, и они бы остались там до конца вечеринки — заблудились бы и говорили, говорили обо всем, что произошло за прошедшее время.
— Друзья? — наконец проговорил он.
— Друзья. — Она отпустила его руку. — А теперь пойдем отыщем твою невесту. Хочу ее поздравить.
Глава 14
Отцовство
Суббота, 15 июля 2000 года
Ричмонд, графство Суррей