Коко - читать онлайн книгу. Автор: Питер Страуб cтр.№ 99

Мэгги вбежала в вагон и метнулась к ближайшему окну – двери между тем закрылись. Мужчина в черном пальто как раз приближался к турникету, а из-за его спины снова возникла и растаяла серая тень и потекла-заскользила между мужчинами и женщинами, ожидающими выхода на платформу, ухмыляясь ей и пританцовывая,– сама почти не видимая, но видящая ее… В это мгновение поезд тронулся.

Мэгги рухнула на сиденье. Через некоторое время осознала, что вся дрожит. «Он убил его»,– напомнила она самой себе. Когда она повторила эти слова, несколько сидевших рядом человек поднялись со своих мест и перешли в другой конец вагона. Мэгги сейчас казалось, что то, что убило ее любимого и преследовало ее до станции,– не человек, а некая сверхъестественная сила, ухмыляющаяся злобная тварь, способная изменять свою форму и становиться невидимой. Единственным доказательством человеческой сущности твари был звук, с которым горшок встретился с ее головой, и как она растянулась, рухнув на стеклянный столик Пумо. Волна тошноты и неверия в случившееся охватила Мэгги, и она разрыдалась. Тыльной стороной ладони смахивая слезы, она наклонилась и посмотрела на свои туфли. Крови не было даже на подошвах. Ее снова передернуло; она проревела весь остаток долгой дороги к центру города. Слезы безудержно текли по ее лицу, когда она пересаживалась с поезда на поезд. Она чувствовала себя как побитое животное, возвращающееся домой. Порой она вскрикивала в те моменты, когда ей казалось, что она мельком увидела сумасшедшего призрачного убийцу Тины, крадущегося за спинами людей, держащихся за ременные петли в вагоне, но когда люди расступались или уходили, выяснялось, что никто за ними не прятался: серая тень таяла снова.

На Сто двадцать пятой улице она сбежала вниз по ступенькам, прижимая руки к груди, чтобы хоть чуть-чуть согреться. «Вот сейчас,– подумала она,– слезы замерзнут, и лицо покроет ледяная маска».

Она распахнула двери помещения на первом этаже, где находилась церковь генерала, и скользнула внутрь так тихо, как только могла. Тепло и аромат горящих свечей мгновенно окутали ее, и она едва не лишилась чувств. Генералова паства спокойно и солидно сидела на стульях. Мэгги остановилась у входа: вся дрожа и обхватив себя руками, она не знала, что делать дальше. Очутившись здесь, она даже не понимала, зачем вернулась в крохотную, залитую светом свечей церковь. Слезы катились по ее лицу. Генерал наконец заметил Мэгги и приподнял бровь с добрым вопросительным, не без доли тревоги, взглядом. «Он не знает…– подумала Мэгги, по-прежнему обнимая себя руками, дрожа и беззвучно плача.– Как же он может не знать?» В этот момент Мэгги, словно очнувшись, осознала, что там, в своей квартире, все еще сидит на стуле мертвый Тина Пумо, и никто, кроме нее и убийцы, об этом не знает. Надо звонить в полицию.

9

В половине первого ночи, еще не зная об этих событиях, которые вскорости приведут его обратно в Нью-Йорк, Майкл Пул уже второй раз за день вышел из Банг Лук – переулка, в котором располагались цветочный рынок и комнаты Тима Андерхилла,– и повернул на север по Чароен-Крунг-роуд. Улицы казались перегруженными еще больше, чем накануне вечером, и при нормальных обстоятельствах даже такой горячий энтузиаст пеших прогулок, как доктор Пул, вне всякого сомнения подошел бы к проезжей части, поднял руку и сел бы в первую остановившуюся перед ним машину такси. Влажная жара все еще владела городом, его гостиница была в двух-трех милях, а Бангкок не слишком подходил для долгих пеших прогулок. Но эти обстоятельства никак не назовешь нормальными, к тому же доктору Пулу никогда не приходило в голову запереть себя в машине по пути в свою постель. В любом случае, ложиться спать он не спешил – он знал, что уснуть не сможет. Он только что провел чуть больше семи часов с Тимоти Андерхиллом, и ему необходимо было время как на то, чтобы подумать, так и на то, чтобы просто прогуляться, ни о чем не думая. По большому счету, за эти семь часов мало что произошло: двое мужчин разговаривали за напитками на террасе; продолжая разговаривать, они отправились на тук-туке в «Золотой дракон» на Сухумвит-роуд, отведали превосходной китайской стряпни, продолжая беседу; на другом тук-туке вернулись в маленькую комнату над «Джимми Сиамом» ивсе говорили, говорили, говорили. Вот и сейчас голос Тима Андерхилла все еще звучал в ушах Майкла Пула: ему даже казалось, будто он шагает в такт словам во фразах, произносимых этим голосом.

Андерхилл был замечательным. Замечательным человеком с ужасной жизнью, замечательным человеком с ужасными привычками. Он был ужасен и в то же время – удивителен и прекрасен. (За эти семь часов Майкл выпил больше, чем обычно, но алкоголь только воодушевил и согрел его, лишь немного сбив с толку.) Пул чувствовал, что он тронут, потрясен, даже в каком-то смысле благоговеет перед своим старым товарищем – благоговеет перед тем, чем тот рисковал и что преодолел. Но более того, Андерхилл его убедил. Было абсолютно ясно, что Тим Андерхилл – не Коко. Весь их разговор подтверждал то, что почувствовал Пул на террасе, услышав первые слова Андерхилла.

Несмотря на все потрясения своей жизни, Тим Андерхилл практически не переставал думать о Коко, размышляя и удивляясь этой фигуре анархичной мести: он не только опередил в решении этой проблемы Гарри Биверса, но и конкретно разъяснил поверхностность методов Биверса. Пул брел на север по темному бурлящему городу, со всех сторон окруженный спешащими равнодушными людьми, и чувствовал, насколько он согласен с Андерхиллом. Восемь часов назад доктор Пул шел по шаткому мосту и чувствовал, что идет на новый компромисс со своей профессией, своим браком и, прежде всего, смертью. Это было почти так, как если бы он наконец взглянул на смерть с достаточным уважением, чтобы постичь ее. Он стоял перед ней с открытым сердцем, распахнув душу,– совсем не «по-докторски». Благоговение и ужас были необходимы – такие мгновения восторженного осмысления со временем меркнут, оставляя лишь чистые капли «перегонки» воспоминаний, но Пул помнил резкий, злой, отчетливый вкус реальности и свою покорность перед ней. Что убедило его в невиновности Андерхилла, так это ощущение, что в течение многих лет, в книге за книгой, Андерхилл по сути перелезал через перила и преодолевал ручей. Он распахнул свою душу. Он сделал все возможное, чтобы взлететь, и Коко фактически подарил ему крылья.

Андерхилл летел столько, сколько хватило сил, и если бы он потерпел катастрофу, то жесткая посадка могла бы стать лишь одним из последствий полета. Пьянство и наркотики, все его эксцессы – все это было не для того, чтобы продлить полет, как тотчас предположили бы Биверс и ему подобные, а для того, чтобы притупить боль и отвлечь человека, который зашел так далеко, как только смог, и все равно потерпел неудачу, не долетел. Андерхилл зашел дальше, чем доктор Пул: Майкл использовал свои разум, память и любовь к Стейси Тэлбот, бережно обернувшей, словно слой бинтов, его старую любовь к Робби,– Андерхилл же до последней капли использовал свое воображение, а воображение было его всем.

Это, как и многое другое, выплеснулось на террасе, во время их ужина в шумном, праздничном огромном китайском ресторане и в немыслимом беспорядке маленькой квартиры Андерхилла. Тим рассказывал о себе, не соблюдая никакой хронологии, и печальные подробности жизни писателя зачастую уводили мысли Пумо от Коко. Жизнь Тима напоминала череду лавин. В настоящее время, однако, он жил в спокойствии и делал все возможное, чтобы снова начать работать.