Однажды медсестра дала мне листок бумаги и предложила нарисовать человечка. Я изобразил овальное тельце, пирожок головы и четыре сосиски, означающие руки и ноги. Медсестра обратила внимание родителей, что я не соединил части в целое. Меня заставили пририсовать палочки – тело стало целым.
И тут меня как молнией пронзило! Я понял, чего добивались от меня учителя. Соединять буквы – в сочинение, части – в человечка, грачей – в запах весны. Люди вокруг верили, что вещи связаны. Верили, что киргизская девочка на картине куда-то идет. Дураки. Я видел, что девочка застыла в полуденном ужасе. Она смотрит на раскаленный шар над солончаковой степью. Пустынный шар в пустой пустыне. Через мгновение он разорвется и сожжет все, что освещал. Нет никакой школы, нет никакой дороги, книги в ее руках – разноцветные пятна. Девочка распадалась в девочку.
* * *
До конца школьных лет я писал такие сочинения, какие нужно было писать. Я был как маньяк, сшивающий части в бывшее тело. Вставлявший руку в пазух спины и чревовещавший: эта картина пахнет весной, а эта – горячим песком. Рыбой и морем пахнет рыбак. Литература не пахнет никак.
К старшим классам я окончательно потерял интерес к писательству. Выпускное сочинение предлагало ответить на вопрос «Кем я хочу стать?». Я ответил, что хочу стать ювелиром. Так я воплотил мечту родителей и учителей – соединять части в целое, бусы в ожерелье. Делать красиво, получать денежки.
Кажется, в финале полагается сказать: «Но все-таки я стал писателем». Но я в этом не уверен. Уверен только, что не стал ювелиром. И жизнь как бусы – идет по кругу. А я как девочка с картины – навстречу солнцу.
Дед Мороз и медаль Грибоедова: рассказ о том, что все продается – даже литературная слава
Он попросил: «Называй меня просто Сергей». От «Сергея Александровича» он устал на работе. А работал он богачом. Во всяком случае, для писательского союза, куда принес свои стихи. Не помню, как мы об этом узнали, но с утра все только и говорили: приедет он, Сергей Александрович Камынин. Бизнесмен. Его должен был принять заместитель председателя номер один, заместитель номер два. И я. Мне отводилась роль пажа, а им – охотника и гончей, загоняющей зверя в капкан.
Я встречал Камынина на улице. Он вылез из джипа, отправил водителя искать парковку и направился ко мне. Одеты мы были одинаково бедно. Только я литературный работник, а он миллионер в джинсах и пиджаке, под которым – майка с Майком Тайсоном. Я открыл дверь перед Камыниным и повел в кабинет, где два зампредседателя засели, улыбаясь, как пара капканов.
Накануне они решали: приводить ли кабинет в порядок, бриться ли? И решили, что не нужно – так правдоподобней. Поэт-богач приходит не за офисной фальшью, а к людям, какими их создал бог – небритыми и выпившими.
Камынина посадили на диван: здесь специально разобрали островок среди груды книг. Ими были завалены все поверхности в кабинете. На столе зампредседателя, кроме книг, стояли пепельница, большая немытая кружка и бутылка коньяка. Камынину все нравилось.
Начался разговор про литературу. Довольно быстро все мы признали, что современная никуда не годится. Особенно стихи.
– А свою книжку вы почему не принесли?
– У меня ее нет, – ответил Камынин.
– Ка-а-ак нет? Обязательно нужно издать!
Это был первый крючок, зацепившийся за жабры поэта. Ему нужна была книга. В твердом переплете, с предисловием. И писательский союз согласился ее издать.
Заместителям казалось, что они видят Камынина насквозь: олигарх, графоман, тщеславец. На самом деле все было наоборот: Камынин видел всех. Он дал себя «обработать». Это было похоже на то, как взрослый, играя в прятки с ребенком, позволяет найти себя в шкафу – пусть малыш порадуется.
Так союз получил от Камынина денежный взнос. Первый председатель мечтал, что это будет сумма вроде той, что Настасья Филипповна бросила в камин. На самом деле Камынин внес гораздо меньше, тысяч двадцать рублей. В союзе немного подкисли: все рассчитывали хотя бы на сотню, а лучше – на полмиллиона.
Тогда было принято решение заманить Камынина на новогодний корпоратив и там вручить ему награду – медаль с профилем классика, Александра Сергеевича Грибоедова. Камынин, получив медаль, распробует вкус славы. И захочет еще. Еще и еще захочет он! И уже не отделается двадцатью тысячами. Нет!
Новый год писатели отмечали в банкетном зале на Лубянке: одна из «силовых структур» сдала зал в аренду. Зал был огромный, с роялем. У входа дежурила пара солдат. Моей задачей было встретить и привести Камынина. Также мне поручили сопроводить трио музыкантов.
Музыканты пришли раньше Камынина: красивый скрипач, некрасивый виолончелист и милая пианистка. Играли они за еду. Буквально. Но отказывались есть до выступления.
Камынин задерживался. Сначала на час, потом на два, а потом его вовсе перестали ждать. И напились. Кричали тосты, играли в резиночку, в лопни-шарик. В итоге на празднике осталось четверо трезвых – я и трио.
Музыкантов готовили к приходу Камынина: они должны были заиграть туш при его появлении. Но все пошло не по плану. Председатель решил, что классическая музычка прозвучит неуместно. Пошло. Поэзия должна быть немного глуповата, но не пошловата. Новый все-таки год, праздник, мандарины. Нужно просто включить в колонках «В лесу родилась елочка» или джингл-белс.
Камынин пришел с женой и Мэрилин Монро на майке. Заместители разбудили главного председателя, чтобы он вручил бизнесмену медаль. Но председатель уже напился и говорил на выдуманном языке. Решили, что медаль будут вручать Дед Мороз и Снегурочка: им можно быть веселыми и пьяными. Решили это «обыграть».
Дед и Снегурочка вытянули Камынина на сцену. Дед в оранжевом костюме был писателем-фантастом, а сизая Снегурочка – секретарем союза переводчиков. «Вот и ты! Тебя так ждали! Праздник начинать не начинали!» – пробасил дед. Снегурочка облепила губами микрофон и засипела: «Ты талантлив, как Моцарт, и высок, как фонарь. Всем хорош, но от нас лишь деталь – Грибоедова медаль!» Они ржали, хохотали, перепутали коробочки Грибоедова и Твардовского. Взяли правильную, Снегурочка с минуту пыталась ее прицепить, потом плюнула и сунула медаль Камынину в кулак. Поцеловала.
Жена, взятая Камыниным, чтобы наблюдать за его торжеством, наблюдала за его позором. «Читай стихи, Сережа!» – крикнул кто-то. Камынин вынул айфон и прочел с экрана:
Когда вокруг позор,
Когда все карты биты
И хочется, как иволга, кричать,
Тогда я выбираю быть как бог:
Смотреть на все,
Но и на все – молчать.
Снегурочка облепила губами микрофон и засипела: «Ты талантлив, как Моцарт, и высок, как фонарь. Всем хорош, но от нас лишь деталь – Грибоедова медаль!»
Мэрилин Монро на майке перекосило. Камынин ушел. За ним бежала жена и я. Она молчала, а я бормотал какие-то извинения. Камынин улыбнулся, как суфий, и вложил мне в руку фантик. Оказалось, пять тысяч рублей. Я ахнул, но сжал. Они ушли.