— Я не рассматривал вопроса в таком контексте, —
сухо отозвался полковник, — но Комар умер и был похоронен на нашем специальном
кладбище. Я о нем вам докладывал. Это объект С.
На таких кладбищах хоронили мертвых, чьи приговоры
Верховного суда были подтверждены президентом, отказавшим несчастным в
помиловании. Здесь не бывало ни имен, ни фамилий, ни даже номеров. Просто сами
офицеры знали, где именно они сваливают трупы, стараясь, чтобы те не попали в
руки родственников. В бывшем СССР, такие кладбища существовали почти
повсеместно, при этом согласно строгой отчетности с мертвых снимали все, до
нижнего белья, до маек и трусов, уничтожая в кислоте голову, дабы, даже найдя
труп, никто никогда не смог бы установить, кому именно принадлежит тело
погибшего. В тридцатые годы таких закрытых кладбищ было достаточно много
рассыпано по всей стране. В девяностые их почти не осталось, так как комиссия
по помилованиям при президенте исходила из гуманных принципов нравственности,
трактуя как общечеловеческий принцип гуманизма — право каждого человека на
жизнь.
— Хорошо, — кивнул генерал, — теперь остался
только заключительный этап операции. Учтите, полковник, что вы персонально
отвечаете за этот завершающий этап. За весь финал, если хотите. Никаких срывов
быть не может — слишком дорогой ценой добились мы стабилизации ситуации. Вы все
поняли?
— В ближайшие три дня я доложу о наших действиях, —
поднялся полковник.
Он позвонил своей жене впервые за последние четыре года. Она
подняла трубку, и он сразу узнал ее дрожащий голос. — Слушаю вас, —
сказала она. — Это я, — сумел выговорить он. Нет, он ее не любил, но
их связывало слишком многое. Она тоже сразу узнала его.
— Они забрали Костю, — стараясь не заплакать,
сообщила жена, — они ищут тебя, хотят, чтобы ты им позвонил. — Скажи
телефон.
— Да, да сейчас, — растерялась она в поисках
бумаги, забывая, что номер телефона, написанный еще утром, лежит перед ней. Она
наконец прочла ему семь цифр.
— Больше ничего не просили передать? — уточнил он.
— Больше ничего, — повторила, как эхо, жена и,
спохватившись, спросила: — Как ты? Где ты? Он положил трубку.
Затем, опустив еще один жетон, набрал необходимый номер. —
Говорите, — раздалось на другом конце.
— Вы просили, чтобы я позвонил, — коротко сказал
он, — что мне делать?
— Где вы находитесь?
— На Невском, около гостиницы «Москва» — Оставайтесь
там, мы приедем. — Нет. — Не понял. — Когда вы отпустите мальчика? —
Как только увидим вас.
— Я не согласен. Вы должны его отпустить немедленно.
— Не нужно говорить, что мы должны. — Тогда вы
меня не увидите вообще. Найти меня трудно, в этом вы убедились. А если нет
гарантий для моего сына, я к вам не выйду. И не пытайтесь меня засечь, не
получится. На том конце наступило молчание. Там, видимо, совещались. — Я
перезвоню, — сказал он, положив трубку. Через десять минут он позвонил
снова. — Что вы хотите? — спросили у него. — Мой сын должен быть
дома немедленно. Тогда я вам сдамся. Только так, а не иначе. — Ваш сын
будет дома через два часа. — Договорились. А я перезвоню еще через два
часа. Он снова положил трубку.
Два часа тянулись мучительно долго. Он сменил десяток мест,
выбирая наиболее удобное для следующего контакта. Затем позвонил жене.
— Мальчика привезли? — Еще нет, — испуганно
ответила она. — Когда его привезут, запри все двери и не выходи из
квартиры. Что бы ни случилось, не выходи. Оставайтесь дома. — Как
ты… — голос у нее дрогнул. На этот раз он не повесил трубку. —
Здоров, — коротко сообщил он, — деньги вам привезут. Трать их на
сына, вырасти его мужчиной.
Она поняла, что он говорит свое завещание; — Прости
меня, — закричала она, — я люблю тебя. — Спасибо, — он
заставил себя повесить трубку. Еще через полчаса он позвонил снова. —
Привезли?
— Да, — кажется, она плакала, — они уехали
только что. Но предупредили, что нам будет плохо, если ты их обманешь. Где ты,
я хочу тебя видеть.
— Папа, — услышал он голос сына. Впервые за
столько лет.
— Здравствуй, — говорить была тяжело, — ты
уже веселый. Когда вырастешь — все поймешь.
Говорить приходилось короткими, быстрыми фразами. Их телефон
наверняка: прослушивался.
— Приезжай к нам, — попросил сын. Он слышал плач
жены, ее всхлипывание.
— Береги мать, — почему-то сказал он и снова
положил трубку.
Затем позвонил по прежнему номеру.
— Это я, — устало сказал он, — приезжайте за
мной. Я готов. — Где вы находитесь?
Он сказал. Они положили трубку. Он вышел из кабины
телефона-автомата и пошел к своей «девятке». Сел за руль. Они, конечно, не
будут сразу стрелять, он им нужен живой, чтобы подтвердить их версию гибели
Быка. Только живой. На этом и строился его расчет. Поэтому они и отпустили
мальчики.
Их автомобили появились уже через восемь минут. Сразу две машины
с шестью отлично подготовленными профессионалами. Двое сразу пересели к нему в
машину, затем сел третий.
— Давно вас искали, Левша, — с уважением сказал
он, — даже не думал, что вы можете водить машину. Теперь я верю всему, что
про вас рассказывали.
Он повернул голову назад. Сидевший рядом с ним человек на
всякий случай показал ему свой пистолет.
— Не нужно, — мягко улыбнулся он, увидев
оружие, — я уже не сбегу.
Его автомобиль стоял на набережной, метрах в десяти от реки.
Обе машина приехавших стали позади, отрезая ему пути к бегству.
— Зачем вы взяли моего сына? Неужели не могли просто
позвонить и объяснить, что вы хотите меня видеть. Я бы все понял.
— У каждого свои методы, — неприятно улыбнулся
человек на заднем сидении, — мы выполнили ваши требования, теперь вы
должны выполнить наши. Вы, конечно, понимаете, что должны будете рассказать как
вы стреляли в депутата парламента. И доказать все следователям и журналистам.
— Конечно. И сказать, что я сделал четыре выстрела.
— Вы действительно быстро соображаете, — сидевший
сзади положил руку на плечо своему сотруднику, — убери пистолет, но
сначала обыщи его.
Он почувствовал, как в затылок ему уперся пистолет второго
сотрудника, а первый довольно ловко прощупал его от головы до ног.
— У него ничего нет, — сообщил сидевший справа от
него сотрудник, уже убрав пистолет.
Он почувствовал, как сзади убирают второй пистолет. Ему в
затылок уже ничего не давило.
— Выходи из машины, — уже обращаясь к нему на ты,
сказал старший группы, — у нас с тобой долгий разговор. — Конечно.
Вся беда в том, что его всегда недооценивали. Никто не
думал, что он сумеет завести машину с полуоборота, дать первую скорость и так
стремительно рвануть с места. Через секунду они крикнули. И почти сразу
раздался грохот воды и железа. Он, не колеблясь, направил автомобиль в реку. Из
стоявших за ним машин выскочили ошеломленные люди. Раздавались крики, кто-то
даже прыгнул в реку. Но все, было поздно. Из четверых сидевших в машине людей
не вылез ни один. Здесь была глубина около пяти метров, и машина, видимо,
сильно ударилась, свалившись в реку с высоты бетонного берега. Позже водолазы
вытащили машину с двумя трупами в ней. И еще был найден чей-то протез.
Остальные два трупа найти так и не удалось. Этот автомобиль много раз
показывали по телевизору, в некоторых репортажах показали даже трупы. Потом
много раз доказывали, что убийцей лидера оппозиции были люди, сидевшие в этом
автомобиле, бывшие сотрудники тоталитарного аппарата бывшего КГБ. Некоторые
верили, некоторые верили не очень, но доказательств все равно никаких не было.
А про инвалида никто и не вспоминал.