— Ошибаешься, — наставительно сказал Гогоберидзе, — я думаю,
что ты сильно ошибаешься, Петя. Очень даже касается…
— Мои люди тут ни при чем, — перебил собеседника Прокопчук,
и в этот момент рука Гогоберидзе вдруг метнулась вперед. Он перегнулся через
стол и, схватив Прокопчука за воротник рубашки, резким рывком притянул его к
себе.
— Не перебивай меня, — прошипел он свистящим шепотом, — ты
что, под блатного работаешь? Тоже мне авто-ри-тет. Ты сосунком был, когда я в
лагерях сидел. Или ты ничего не хочешь понимать? Под дурачка работаешь.
— Отпусти, — испуганно прохрипел Прокопчук. Он не ожидал
подобной реакции от человека, который годился ему в отцы. От неожиданности он
даже не сопротивлялся, хотя физически был гораздо крепче и вполне мог вырваться
от Гоги.
Гогоберидзе разжал пальцы, убирая руку. Прокопчук
выпрямился, сел ровнее, поправил воротник.
— Совсем сбрендил? — зло спросил Петя, взглянув на дверь.
Хорошо, что ребята не видели его в таком виде.
— Я тебе, дураку, объяснить хочу, — резко продолжал
Гогоберидзе. — Галустяна убрали не из-за обычных бандитских разборок. Он
слишком авторитетный человек был, чтобы так глупо погибнуть. И охрана у него хорошая
была. Обычного киллера не проморгали бы. Это действовали профессионалы.
Настоящие профессионалы. Галустяна убрали не обычные лагерные урки и не новые
«воры», которые себе звание за бабки покупают. Здесь все по-другому, Петр.
— Не понимаю, почему это тебя так волнует, — пробормотал
Прокопчук. — У Галустяна было много помощников, пусть они и разбираются.
— С такой головой ты долго не протянешь, — с сожалением
сказал Гогоберидзе. — Если ничего не хочешь видеть вокруг себя, то жди пули в
спину.
— А ты меня не пугай, — снова дернулся Прокопчук, но на этот
раз гораздо спокойнее, — чего ты хочешь?
— Посмотри сам. Сначала кто-то устроил нападение на
автомобили Рашковского, чуть не убили его дочь. Потом Галустян. А недавно я
узнал, что у Звонка тоже неприятности были.
— Какие неприятности?
— Кто-то интересовался нападением на Рашковского. Двух ребят
Звонка в багажнике машины нашли. Но почему-то не убрали. Как это понять?
Провокация или сознательная акция? Почему не убрали, если они им мешали? Мне
говорят, что кто-то интересовался нападением на машины Рашковского, а Звонков
ведь его самым близким человеком считается.
— После тебя, — напомнил Прокопчук. — Вы, грузины, всегда
его поддерживали. Он же ваш, грузинский еврей.
— Только при нем не говори, чтобы он тебе уши не оторвал, —
посоветовал Гогоберидзе, — сам знаешь, что он поляк по отцу. А мать отца у него
мингрелка из царского рода. Мы его поддерживали всегда и будем поддерживать,
кто бы он ни был — грузин, русский или еврей. Он умный человек, и отец его
покойный был очень умным человеком. Кстати, мать у него русская.
— Я ничего такого не говорю, — испугался Прокопчук. — Я
Валентина Давидовича тоже очень уважаю. Ты знаешь, как мои люди работали, чтобы
выяснить, кто организовал нападение. Но нападали не мои. Ты думаешь — это
Галустян?
— Конечно, нет. Он на такое был не способен. Но его убрали.
Кто убрал и зачем? Мне это очень хочется знать. По всему городу говорят, что
его убрали вы вместе со Звонковым. Говорят, что в Москве снова начнется война
между кавказскими и славянскими группировками. И все мои друзья спрашивают
меня: кому это нужно? Кому нужна война между нами? И я не знаю, что им сказать.
— Какая война? — нахмурился Прокопчук. — При чем тут война?
Сам знаешь, что такие вещи без Рашковского нельзя начинать. Звонок без согласия
Валентина Давидовича никогда не начнет войну. Тем более против вас. — Он вдруг
подумал, что сегодняшняя встреча может оказаться ловушкой. Возможно, его
боевиков, стоявших вокруг ресторана, уже убрали, и теперь настанет его черед.
Но почему тогда Гогоберидзе теряет время на разговоры? На Гогу это совсем не
похоже.
— Никакой войны не будет, — повторил Прокопчук, облизывая
внезапно пересохшие губы. — Мы не знаем, кто убил Галустяна. И Звонков не
знает.
— Ну, смотри, — вздохнул Гогоберидзе, — сам знаешь, Петя,
как я предателей не люблю. Если окажется, что вы войну решитесь начать в
отсутствие Рашковского, значит, и против него решили выступить, и против нас.
Может, Звонок решил сам лидером стать? Только ты ему посоветуй не рыпаться.
Иначе зарваться может, загреметь. И тогда конец нашему «колокольчику», —
издевательски закончил Гогоберидзе.
Прокопчук налил себе воды и залпом выпил стакан. Поставил на
стол и вытер губы ладонью.
— Значит, так. Я ничего не знаю, — решительно сказал он. —
Ни про убийство Галустяна, ни про нападение на Рашковского. Если что узнаю,
сам, гниду, уничтожу. А за Валентина Давидовича я готов брата родного удавить,
если узнаю, что он участвовал в нападении.
— Хорошо, — кивнул Гогоберидзе, — значит, договорились. У
тебя есть мой мобильный телефон. Поговори со Звонковым. Объясни ему, что нас
беспокоят новые слухи. Нам война не нужна.
— Конечно, конечно, — согласился Прокопчук. Он уже понял,
что сегодняшняя встреча завершится мирно.
— До свидания, — кивнул Гогоберидзе, не вставая.
Прокопчук кивнул в знак прощания и, поднявшись, пошел к
выходу. Уже выходя, он на всякий случай обернулся, словно опасаясь, что
Гогоберидзе может выстрелить ему в спину. Но тот спокойно рассматривал свой
перстень. Прокопчук вышел в коридор. Там толпились его люди. И у Пети сразу
изменилось выражение лица, на нем появилась привычная брезгливая гримаса.
— Мы закончили, — нагло скалясь, заявил он, направляясь к
выходу из ресторана.
Гогоберидзе, оставшись один, достал мобильный телефон,
набрал нужный номер.
— Керим, — сказал он, услышав знакомый голос, — я
разговаривал с Петей.
— Что он говорит?
— Он ничего не знает.
— Думаешь, говорит правду?
— Не знаю. Но нужно найти нашего друга, уехавшего за
границу. Найти и рассказать ему о ситуации. Возможно, он не знает, что у нас
творится.
— Правильно, — согласился Керим Гусейнов, он понял, что речь
идет о Рашковском.
— Я пошлю своего человека, — сообщил Гогоберидзе, — мы
должны понять, что происходит.
Он отключил телефон. За несколько десятков километров от
него в просторном автофургоне размещались техники, прослушивающие разговоры.
Один из них взглянул на стоявшего рядом Авдонина.
— Они хотят послать своего человека на встречу с Рашковским.
— Я понял, — кивнул полковник, — нужно выяснить, кто
конкретно поедет на встречу, и убрать его до того, как он вступит в контакт с
Рашковским. Нужно сделать так, чтобы Гогоберидзе начал подозревать Звонкова.
Следует подумать, как это сделать.