В эту ночь он собрал свои вещи и ушел от нее навсегда. Но
состояние безумной ярости, когда он оказался способным ударить мать своего
ребенка, он запомнил на всю жизнь. И с тех пор он всегда боялся такого гнева в
себе.
Позже он станет миллионером и миллиардером, пошлет дочь на
учебу в Швейцарию и начнет выплачивать ежемесячно ее матери деньги. Но ни
видеть, ни слышать своей бывшей жены больше не хотел никогда.
Ирина, нацеловавшись с дочерью, с вызовом взглянула на него.
— Девочка в таком состоянии… — сказала она.
Он поморщился. Все эти дни он избегал встречи с этой
женщиной, чтобы не говорить на подобные темы. Он представлял себе, что именно
она скажет ему, обвиняя его в трагедии с дочерью. Отчасти она будет права. Он это
понимал и именно поэтому избегал встречи.
— Врачи считают, что она быстро поправится, — жестко сказал
Рашковский, — я думаю, что самое страшное уже позади.
— Ее нужно показать настоящим специалистам, отвезти в
Европу, — с возмущением сказала Ирина, — а наши «коновалы» ничего не понимают.
Хорошо, что она сама заговорила об этом. Он с удовольствием
воспользовался ее словами.
— Конечно, нужно, — кивнул Рашковский. — Я увезу ее в
Лондон, чтобы показать лучшим врачам.
Этого Ирина явно не ожидала. Она немного растерянно
взглянула на него.
— Когда? — только спросила она.
— Через три дня. За это время она немного окрепнет.
— А я? — зло бросила она. — Я останусь прозябать в Москве?
Вот что ее волнует, неприязненно подумал он. Она хочет
поехать в Лондон. Пять тысяч ей кажутся не очень большой суммой. Хотя, может,
он несправедлив, и она действительно переживает за дочь.
— Хорошо, — сдержанно сказал он. — Поедешь вместе с ней.
Только будь добра, сделай так, чтобы я не слышал никаких претензий. — Он
подошел к дочери, наклонился, поцеловал ее и вышел из палаты.
Выйдя в коридор, он хотел пройти к лестнице, но затем,
словно вспомнив о своих делах, повернул обратно и вошел в соседнюю палату к
адмиралу. Пожилой пациент ел свой суп, сидя в кровати и весело беседуя с
медсестрой, которая расположилась на соседней койке.
— Добрый день, — поздоровался Рашковский, — как ваши дела?
— Здравствуйте, — оживленно ответил адмирал, — вы ко мне?
При появлении Рашковского медсестра вскочила со стула. Она
часто видела по телевидению этого влиятельного человека и теперь была
взволнована его присутствием в столь будничной обстановке.
— Мы ваши соседи, — пояснил Рашковский, — у меня дочь в
соседней палате.
— Значит, вы Рашковский? — понял адмирал, чуть приподнимаясь
с постели.
— Валентин Давидович, — представился Рашковский.
Адмирал отодвинул суп, вытер рот и, встав с постели,
вытянулся в струнку и назвал себя — звание, имя, отчество, фамилию.
— Не так официально, — улыбнулся Рашковский. — У меня ведь
здесь дочь, — снова повторил он.
— Я знаю, — сказал адмирал, — какое несчастье. Бандиты
сегодня никого не жалеют. Ничего, новый президент обещал навести порядок.
— Да, конечно, — немного растерянно произнес Рашковский. — А
вы, говорят, скоро выпишетесь. Может, вы сядете, я зашел к вам на минуту.
— Вы тоже садитесь. — Адмирал был убежден, что такому
серьезному человеку, каким ему представлялся Рашковский, можно доверять. Он и
не подозревал, что весь разговор в его палате прослушивается из другой комнаты
и теперь сотрудники МВД лихорадочно думают, как убрать Рашковского из палаты не
в меру говорливого адмирала.
Медсестра забрала тарелку с остатками супа и вышла из
палаты. Откуда ей было знать, что палата прослушивается сотрудниками Службы
внешней разведки, страховавшими своего коллегу.
— Как вы себя чувствуете? — участливо спросил Валентин
Давидович.
— Уже хорошо. После инфаркта человек чувствует себя так,
словно заново родился. Врачи считают, что я счастливо отделался.
— Слава богу, — кивнул Рашковский, — я видел, как много
людей к вам ходит.
— Да, — сказал адмирал, — сослуживцы, друзья. Меня на флоте
все знали. Даже из Министерства обороны приезжали.
— Внимание, — сказал офицер разведки, прослушивающий палату,
— Рашковский пытается разговорить адмирала. Нужно срочно помешать ему.
— Конечно, — соглашался Рашковский. — Вы такой заслуженный
человек…
— Куда там, — отмахнулся порозовевший адмирал. Ему была
приятна похвала такого человека. — Сейчас уже и не больно известный. Я уже в
отставке.
— Все равно. Я видел многих посетителей. И даже женщины
бывают.
— Знали бы вы, какой молодец я был в молодости, —
обрадовался болтливый моряк.
— Срочно врача! — крикнул дежурный офицер. Он уже понял,
почему Рашковский затеял этот разговор.
— Я видел, какие женщины к вам ходят, — вкрадчиво продолжал
Валентин Давидович, — и молодые бывают. И очень красивые. Даже очень красивые.
— Быстрее, — поторопил офицер, — он может проговориться.
— Конечно, бывают. Меня многие навещают.
— Я видел у вас одну молодую женщину. Она, кажется, знает
английский. Высокая женщина с книгой в руках. Ей лет сорок, но она изумительно
сохранилась.
— Ах, да это Марина, — засмеялся адмирал, — вы ее видели?
— Видел, — подтвердил Рашковский, — очень эффектная женщина.
Она ваша родственница?
— Не совсем, — засмеялся адмирал. Офицер, слышавший
разговор, был в панике. Врача на месте не оказалось. Болтливость старого моряка
могла погубить всю операцию. Но адмирал был тертый калач.
— Она дочь моего друга, — твердо сказал он, помня
наставления, которые ему давали. Он помнил еще времена всеобщей шпиономании,
когда в каждом постороннем видели представителя враждебных разведок, а болтун
считался «находкой для шпионов». Именно поэтому он насторожился, когда внезапно
появившийся гость начал расспрашивать его о Марине.
— Ее отец был дипломатом, — сухо сказал адмирал. — Кажется,
у меня начинает кружиться голова…
В этот момент в палату наконец вошел врач. Рашковский
поднялся.
— Больному нельзя много разговаривать, — строго сказал врач.
— Да, да, конечно, — согласился Рашковский, — до свидания.
Извините, что побеспокоил вас.
Он вышел из палаты, а адмирал, пытаясь унять внезапно
начавшееся сердцебиение, пытался понять, почему именно его решили использовать
в этой игре. И мог ли этот Рашковский оказаться пособником мафии? Адмирал
твердо верил в то, что бандиты прячутся от честных людей, появляясь ночью чаще
всего в подъездах. При этом вид имеют самый злодейский, и нормальный человек
сразу их может распознать. «Да бог с ним, с Рашковским», — подумал он. Но про
наказ относительно Марины он помнил твердо, а флотская дисциплина стала его
вторым «я».