— Да что ты знаешь о том, как носить парики? — Она поднимает руки с обрубками пальцев, сверкнув бриллиантовым перстнем, и поворачивает свой серый парик, не снимая, так чтобы он был надет, как надо. Она говорит, обращаясь к Преподобному Безбожнику: — Что такой недоумок, как ты, знает о старинных нарядах от Кристиана Лакруа?
И Преподобный Безбожник говорит:
— О турнюрах Лакруа с юбкой-тюльпаном? — Он говорит: — Вот ты сейчас удивишься.
Вавилонское столпотворение
Стихи о Преподобном Безбожнике
— До книги Бытия, главы одиннадцатой, — говорит Преподобный Безбожник, — у нас не было войн.
Пока Бог не обрек нас сражаться друг с другом, на всю оставшуюся историю человечества.
Преподобный Безбожник на сцене, брови выщипаны и изогнуты в две тонкие линии; веки подведены искрящимися тенями всех цветов радуги, от красного до зеленого…
Ниже тоненьких лямок вечернего платья, обшитого красными блестками, на рельефном бицепсе правой руки красуется татуировка, череп, и надпись под ним:
«Лучше смерть, чем бесчестие».
На сцене вместо луча прожектора — кадры из фильма:
Церкви, мечети и синагоги.
Религиозные лидеры в ризах, усыпанных драгоценностями, машут, приветствуя толпы, из-за стекол бронированных лимузинов.
Преподобный Безбожник говорит:
— На равнине в земле Сеннаар люди всем миром строили башню.
Все человечество — в едином порыве к единой цели, в своей благородной мечте, которую они воплощали в реальность все вместе,
в те времена, когда не было армий, оружия и битв.
И Господь опустил на них взгляд с небес и увидел растущую башню, воплощение единой мечты человечества, угрожающий вызов божественному началу.
И сказал Господь:
— Вот, один народ… и вот что начали они делать…
и это только начало того, что смогут вершить они по своему разумению.
И отныне и впредь не будет им ничего неподвластного.
Его собственные слова, в Его Библии. Книга Бытия, глава одиннадцатая.
— И наш Господь Бог, — говорит Преподобный Безбожник, его голые руки и мускулистые икры испещрены черными крапинками сбритых волос, которые уже отрастают, он говорит:
— Наш всемогущий Господь так испугался, что рассеял единый народ по всей земле, и смешал языки, чтобы отныне и впредь чада Его стали друг другу чужими.
Наполовину — женский имперсонатор, наполовину — морской пехотинец в отставке.
Весь искрящийся красными блестками. Преподобный Безбожник говорит:
— И что же, наш всемогущий Господь так не уверен в своем всемогуществе?
Господь, который настроил сынов своих друг против друга, чтобы сделать их слабыми.
Он говорит:
— И этого Бога нам полагается чтить?
Пришибленные
Рассказ Преподобного Безбожника
Вебер смотрит по сторонам, лицо у него — бесформенное и какое-то смятое, одна скула выше другой. Один глаз — просто молочно-белый шарик, вставленный в красно-черную опухоль под бровью. Его губы, губы Вебера, как будто расколоты посередине, так глубоко, что вместо двух губ у него — четыре. Во рту не осталось ни единого зуба.
Вебер обводит взглядом салон самолета, где стены обтянуты белой кожей и все отделано лакированным кленом, отполированным до зеркального блеска.
Вебер смотрит на стакан с чем-то крепким у себя в руке; лед в стакане почти не растаял под потоками воздуха из кондиционера. Он говорит, слишком громко — из-за потери слуха. Даже не говорит, а кричит:
— Где мы?
Мы на борту «Gulfstream G550», лучшего частного самолета из всех, которые дают на прокат, говорит Флинт. Потом лезет в карман, что-то выуживает двумя пальцами и протягивает Веберу через проход. Маленькую белую таблетку.
— На вот, съешь, — говорит Флинт. — И давай допивай, мы почти прилетели.
— Куда прилетели? — говорит Вебер и запивает таблетку. Он по-прежнему озирается по сторонам, смотрит на кресла с откидными спинками, обтянутые белой кожей. На белый ковер. На кленовые столики, которые кажутся мокрыми из-за блестящего лака. На диваны из белой замши, заваленные подушками. На журналы, каждый — размером с киноафишу, под названием «Элитные путешествия», с ценой, указанной на обложке: 50 долларов. На крючочки и краны в ванной, с золотым покрытием в 24 карата, На кухонный отсек, где стоит кофеварка, и свет галогенных ламп отражается слепящими бликами от свинцового хрусталя. Микроволновая печь, холодильник и водоохлаждающая машина. И все это летит на высоте 51000 футов, со скоростью — 0,88 маха, где-то над Средиземным морем. Они все пьют виски, шотландский виски. Обстановка — милейшая. Такой у тебя больше не будет нигде. Нигде, кроме гроба.
Нос у Вебера похож на большую красную картофелину. Он запрокидывает голову, вытряхивая из стакана последние капли, и становится видно, что у него в ноздрях. Там, внутри. Видно, что эти ноздри уже никуда не ведут. Но он говорит:
— Чем это пахнет?
И Флинт говорит, втянув носом воздух:
— Даю подсказку: аммиачная селитра. Есть какие-то ассоциации?
Та самая аммиачная селитра, которую их общий приятель Дженсон приготовил для них во Флориде. Дженсон, их боевой товарищ. С которым они воевали в Персидском заливе. Наш Преподобный Безбожник.
— Типа удобрение такое? — говорит Вебер.
И Флинт говорит:
— Полтонны.
Рука у Вебера трясется, и слышно, как кубика льда гремят в его пустом стакане.
Это дрожательный паралич. Болезнь Паркинсона травматического характера. Травматическая энцефалопатия, при которой происходит частичный некроз мозговой ткани. Живые нейроны замещаются омертвевшими клетками. Вследствие черепно-мозговой травмы. Ты надеваешь кудрявый рыжий парик, приклеиваешь накладные ресницы, открываешь рот под фонограмму Бетт Мидлер на Окружной ярмарке и родео в Колларисе и даешь людям возможность ударить тебя по лицу — десять баксов за один удар, — и так можно сделать вполне неплохие деньги.
В других местах, ты надеваешь кудрявый белокурый парик, кое-как втискиваешь свою задницу в облегающее платье с блестками, а ноги — в туфли на высоченных каблуках, самого большого размера, который сможешь найти. Открываешь рот под фонограмму «Еvergreen» в исполнении Барбары Стрейзанд, и лучше, чтобы кто-нибудь из друзей ждал тебя на машине, чтобы потом отвезти в травмпункт. До представления надо принять парочку викодина. Причем заранее. Еще до того, как приклеишь розовые длинные ногти Барбары Стрейзанд, потому что потом ты не сможешь ухватить уже ничего мельче пивной бутылки. Принимаешь свое обезболивающее, и можно надеяться, что ты успеешь спеть обе стороны альбома «Color Me Barbra» до того, как тебя свалят по-настоящему славным ударом.