– Здесь не такое место.
– Я не намекаю на то, что она была с ним в комнате. Я
подумал, что либо она была при нем, когда он регистрировался, либо сняла другую
комнату.
Женщина покачала головой.
– Возможно, она подошла позже, – сказал Мейсон. – Весьма
симпатичная девушка, в довольно короткой юбке, с хорошей фигурой, с каштановыми
волосами, в костюме, вроде бы сшитом из клетчатой ткани.
– А какого возраста?
– Года двадцать два – двадцать три.
Она снова медленно покачала головой.
– Таких мы не обслуживаем.
– Но она должна быть не из этих.
– Нет. Если бы она выглядела, как вы сказали, и сняла бы
здесь комнату, то с ней все ясно. Такие идут либо в пансион, либо в отель.
Здесь меблированные комнаты. Я стараюсь, чтобы ничего такого не было. Я не могу
отвечать за все, что происходит, но уж, во всяком случае, таким куклам я не
сдаю. Неважно, что они тебе говорят, рано или поздно с ними беды не оберешься.
У меня обычно почти все занято, и если бы пришла такая, то я просто сказала бы
ей, что мест нет.
– Значит, вы говорите, что женщина, которую я описал, не
была здесь ночью?
– Точно не была. Я не стою на лестнице и не слежу за
коридорами. Я сразу определяю людей, когда они заходят. Стараюсь по мере сил,
чтобы у меня было приличное место, но я не собираюсь сидеть на пороге и следить
за всеми, кто вселяется. Я не компаньонка для девки. Если где-то какой-то шум,
я прекращаю это. Если где-то какая-то неприятность для постояльцев, стараюсь
все утрясти, но я не вынюхиваю.
– В таком случае, возможно, к этому Шелдону приходила
женщина?
– Возможно, и так, а что в этом такого? Это могла быть его
сестра или…
– Я не пытаюсь вас в чем-то обвинить, – перебил Мейсон. – Я
просто хочу определить, была ли здесь эта молодая женщина. Мне очень важно ее
обнаружить, и, если вас это интересует, я хочу помочь ей.
– Я не видела ее.
– И никому не сдавали комнату?
– Ну, раз уж вы такой обходительный, то могу сказать, что
могло произойти.
– Что именно?
– Когда ложусь спать, то иногда на стойке оставляю табличку,
где обозначены свободные комнаты и их стоимость – три доллара. Желающий может
зарегистрироваться, опустить деньги вот в эту щель в стойке, взять ключ со
щитка и идти спать.
– А это не рискованно? – поинтересовался Мейсон.
– И да и нет. Комнаты, с которыми связаны самые большие
хлопоты, обычно сдаются раньше всех – где-то еще до полуночи. После полуночи
приходят обычно те, кому не удалось устроиться в отеле и кто находится в почти
безвыходном положении. Для таких целей у меня есть обычно комнаты две-три. Они
наименее удобные и стоят на доллар дороже, но на них я выставляю табличку
только после полуночи.
– А прошлой ночью кто-то занял одну из этих комнат?
– Да.
– Когда?
– Не знаю точно. Знаю только, что в коробке под щелью утром
были три однодолларовые купюры и что ключ взяли.
– А какая фамилия стоит в регистрационной книге? – спросил
Мейсон.
– В том-то и дело, что там нет никакой фамилии. Поэтому-то я
и не подумала об этой комнате, когда вы посмотрели в книгу. Тот, кто взял эту
комнату, не расписался в книге.
– Давайте взглянем на нее, – предложил Мейсон.
– Понимаете, – предупредила хозяйка, – это может быть ложный
ход. Но если вы уверены, что та женщина провела здесь ночь, то именно в этой
комнате она и должна сейчас быть.
– Я не уверен, что это так, – сказал Мейсон.
– Давайте посмотрим.
– Вы думаете, она все еще в комнате?
– Не знаю. Допустим, что она там, тогда что? Вы будете с ней
разговаривать?
– Да.
– А шума не будет?
– Никакого шума, никакой суеты и никаких споров. Я просто
хочу увидеть ее, и это все.
– А обрадуется она, когда увидит вас?
– Должна обрадоваться.
– О’кей. Пошли.
Хозяйка двинулась по коридору. Ее широкая фигура колыхалась
под тонким домашним платьем. Солнце, проникая через окно в конце холла,
освещало ее большие ноги под тонкой юбкой. Она остановилась около одной из
дверей и, взглянув на Мейсона, постучала. Никто не ответил. Она постучала еще
раз, громче. Когда и на этот раз никто не ответил, хозяйка подергала ручку.
Дверь оказалась незапертой. С внутренней стороны в замке
торчал ключ, и металлическая бирка, прикрепленная к нему, стукнулась о дверь,
когда она широко распахнулась.
– Так, – сказала хозяйка, – она была здесь и ушла. Она спала
здесь и, судя по всему, ушла рано утром, наверно, до того, как я встала. В
любом случае я не видела, как она выходила.
Обстановка была точно такая же, как и в комнате, что занимал
Артур Шелдон, но здесь было только одно окно, которое было приоткрыто и
впускало немного воздуха. Мейсон осмотрел кровать. Тот, кто спал на этой
кровати, спал или очень чутко, или совсем короткое время. Простыни были лишь
слегка примяты, а на гладкой поверхности наволочки видна только одна вмятина от
головы, лежавшей на подушке спокойно, в одном положении.
– Молодая, – заметила хозяйка. – Когда они постарше, то спят
прямо по всей кровати. Только молоденькая может вот так свернуться в клубок, а
потом уйти, оставив все как есть.
– Молоденькая, но с чистой совестью, не так ли? – сказал
Мейсон вопросительно.
– Я не говорила этого. Я только сказала, что она должна быть
молодой. Из тех девиц, что останавливаются здесь, чертовски мало таких, которые
беспокоятся о том, чиста ли у них совесть. – Она ухватила длинный волос с
подушки и опустила его на белую простыню. – Каштановый. Возможно, у нее свои
такие. Уж больно хорош.
Мейсон подошел к умывальнику, осмотрел его. В продолговатом
зеркале, висевшем над раковиной, отразилось, несколько искаженно, его лицо.
Свет из окна напротив падал в неприбранную комнату.
На тонком коврике у умывальника виднелось темное пятно от
воды, и хозяйка, проследив за взглядом Мейсона, объяснила:
– Она умывалась, наполнив раковину водой. Все женщины так
делают, во всяком случае которые следят за собой. Я считаю, что лучше так
умываться, чем вообще никак.
Хозяйка подошла к кровати, задернула покрывала, постояла,
глядя на простыни, и сказала задумчиво:
– Стоит застелить как полагается, и никому в голову не
придет, что на этих простынях вообще кто-то лежал. Она умеет изысканно спать.