Легионы просят огня - читать онлайн книгу. Автор: Шимун Врочек cтр.№ 81

— Старший центурион, прикажите легиону построиться.

Рыжий с удивлением вздергивает подбородок. Странно, он все еще способен удивляться — после всего, что мы выдержали. Центурион моргает:

— Легат?

— Теперь вы — старший центурион.

— Но…

— Выполняйте приказ, — я думаю, подняться мне или нет. Потом все же поднимаюсь. С козырька солдатского шлема срываются капли, летят вниз… падают в грязь. Кап. Кап. Кап. Вот и заканчивается моя служба. Недолго я был легатом. Да и был ли?

— Чего вы ждете, старший центурион? — я смотрю на него, он моргает; смешной, рыжий. — Особого приглашения? Или мне повторить приказ?

Центурион выпрямляется, отдает честь.

Сто тысяч лет этого не видел. С основания Рима. С того момента, как некая волчица выкормила двух засранцев — голых и крикливых, наглых и маленьких голоногих волчат. Которых она почему-то — почему? — пожалела.

По легенде, мы, римляне, вскормлены волчьим молоком. Только вот ощущение, что у меня внутри — огромная дыра, куда все это молоко вытекло. В голове звенит, и весь мир обрушивается на мой погнутый шлем…

— … — говорит центурион.

— Что?! — говорю я. — Громче, я ничего не слышу.

Глухой легат, что может быть лучше.

Когда-то я боялся оглохнуть. На мгновение мне представляется, что вокруг — тишина. И цветут луга, и где-то вдали журчит ручей, и я снова в Италии. И еще живы отец и мать. И брат Луций. И где-то далеко отсюда жив центурион Тит Волтумий, задница-центурион, гроза легионной зелени. И громогласный хвастун Виктор еще не получил свое прозвище. И жив весь Семнадцатый легион.

И все три легиона живы.

— Громче! — говорю я.

…говорят, мы многое понимаем, когда теряем слух. Потому что нас больше ничто не отвлекает.

Почему только я слышу писк, этот чудовищный писк?

Не хочу умирать глухим.

— Семнадцатый Морской построен! — орет рыжий в ответ. Я смотрю в его лицо, усталое, с ввалившимися щеками, в рыжей щетине, и скорее угадываю, чем слышу его слова.

Ничего.

— Прекрасно, — говорю я. Поворачиваюсь.

Они стоят и смотрят на меня. Весь Семнадцатый Морской Победоносный в полном составе. Нас около двухсот человек. Мы охрененны.

Уроды, инвалиды, раненые и больные. Глухие, вроде меня и слепые, вроде вон того, в середине строя — его поддерживают с двух сторон товарищи. Даже если он сейчас умрет, они будут его держать — плечами.

В жизни наступает момент, когда все остальное становится неважным.

Кроме этого плеча слева и этого плеча справа. Которые будут держать тебя даже мертвого.

— Отличная работа, старший центурион, — говорю я.

Рыжий выпрямляется еще больше.

Я шагаю к ним в полной тишине, и только писк в правом ухе висит надо мной, отражается от серого свода неба. Снег пошел. Огромные мягкие хлопья кружатся и падают на землю. Я спокоен. Пальцы на правой руке, сведенные судорогой, изуродованные, больше не гнутся.

В общем, все при деле.

Пока я иду, ступая так, словно на главной площади лагеря, неторопливо и четко, они молча смотрят на меня — две сотни лиц. Две сотни, оставшихся от двадцати тысяч. Вар, верни мои легионы! — вот что скажет принцепс.

Я говорю: Арминий, верни мой легион.

Я иду. Два шага. Пять. Когда до строя остается всего несколько шагов, они начинают кричать. Я не слышу, но чувствую раскаленную волну: мне обжигает лицо, снежинки тают на моих небритых скулах, как на раскаленном железе. Я вижу открытые рты, вижу, как они кричат. Я иду в легион. Как бы я хотел их слышать…

Боги, говорю я. Дайте мне еще немного сил.

Я подхожу; лицо пылает.

Звон не становится громче. Только ощущение грозного гула, накатывающего на меня, все сильнее и сильнее.

— Семнадцатый! — кричу я. — Победоносный! По манипулам, по центуриям стройся!

— Приготовиться, — говорю я. Я не слышу своего голоса, это так странно, что я даже повторяю: — Приготовиться.

Центурион повторяет мою команду; орет так, что я чувствую, как даже звон вокруг меня слегка колеблется, точно дым под порывом ветра.

Они выпрямляются: словно мои команды — сорванным хриплым голосом, им хорошо понятны.

Правая сторона лица уже горит. Прикладываю руку и чувствую горячее и мокрое. Горячее течет из-под шлема. Вот теперь точно — все. Слуха больше нет.

— Воины, — говорю я. — Братья! Мы последний легион в этой части Германии. И, думаю, ни скажу ничего нового… Мы погибнем.

Кажется, я не зря учился ораторскому искусству.

Я говорю только правду. Я делаю паузы. Я держу ритм.

Цицерон мог бы мной гордиться!

— Братья, я смотрю на вас и вижу перед собой лучший легион Рима…

Гипербола? Нет, правда.

Все-таки жаль, что я сейчас себя не слышу.

Потому что, судя по их лицам, я сегодня в ударе. Я убедителен. Я — красноречив.

Смешно.

Надо же. Я умудрился пропустить собственную триумфаторскую речь.

— Дайте мне меч.

— Легат, — говорит рыжий, — ваши руки… они…

И замолкает.

Пальцы не слушаются. Гладий выпадает из моей руки и втыкается в землю.

Руку свело судорогой. Врешь, сволочь. Врешь! Левой рукой я обхватываю кисть и пытаюсь разогнуть пальцы. Бесполезно. Их свело так, что завязался узел. Часть пальцев размозжена ударом. Вот теперь я точно калека. Однорукий.

Смешно.

— Легат, не получится.

— Что? — мне снова приходится угадывать. Впрочем, я всегда могу прочитать по губам. Что еще мне остается?

Надо что-то делать с изуродованной рукой. Как мне держать меч? Без пальцев?! Интересная задача. Я немного думаю, затем говорю:

— Привяжи его.

Центурион несколько мгновений смотрит на меня, моргает. Раз-другой… затем кивает. Понял. Приматывает несколькими слоями ремней.

— Крепче! Туже затягивай! Еще!

— Легат, — он пытается остановить меня. — Застой крови…

— Крепче, центурион! Крепче.

Все будет хорошо.

Даже если — не будет.

* * *

— Арминий! — кричу я, вызывая брата. — Арминий!

Вокруг ревет и шумит битва. Грохот железа, стук щитов. Выкрики, скрип кожи, крики ярости и боли. Стоны раненых. Последние вздохи умирающих…

Все здесь. Только я ничего не слышу.

Для меня вокруг — тишина.