К нашему столику спешит высокий охранник, за ним еще два, хотя я не выказываю страха и не пытаюсь вырваться. Смотрю на Росса в упор, и он теряет присутствие духа. Лицо расслабляется, в глазах появляется мольба, выступают готовые пролиться слезы.
– Ты не можешь уйти! Ты не можешь меня бросить! Кэт, я ничего не сделал! Я не убивал ее!
Он тянет меня за руку, прижимает к себе. Пока к нам идут охранники, я не вырываюсь. На нас все смотрят, но я продолжаю глядеть только на него. «Росс, я так сильно тебя любила…» Я не осмеливаюсь думать об этом дольше секунды, потому что он и так забрал у меня слишком многое.
– Я не убивал ее, Кэт!
Закрываю глаза, прижимаюсь к его уху губами.
– Знаю, – говорю я и ухожу.
Росс беснуется, кричит и рыдает у меня в кильватере. Я не оглядываюсь. Закрываю за собой дверь и оставляю его гнить на крюке.
Снаружи дождь перестал и светит закатное солнце, озаряя тюрьму золотистыми лучами. Я стою посреди парковки, широко раскинув руки, и смотрю в небо. Опускаю веки, и мир вспыхивает теплым красным светом.
«Я посмотрела на солнце, Эл, – думаю я, – и не ослепла!»
Глава 31
3 апреля
Дорогая Кэт!
Это мое последнее письмо. Мне следовало написать тебе раньше, но я не знала как. Теперь откладывать дальше уже некуда.
Я солгала. Я лгала тебе слишком много раз – гораздо больше, чем следовало. Но знай, я шла на это только ради тебя. Сейчас я действительно говорю правду.
И вот почему:
Помнишь ли ты, что расстроило меня больше всего в тот день, когда мы прочли в энциклопедии статью про капитана Генри Моргана? Мамина ложь, причем из года в год. Больше я уже ей не доверяла. Я перестала верить в нее, перестала верить в нас – и все из-за одной лжи.
Помнишь ли ты, что больше всего расстроило тебя? Вовсе не мамина ложь и не то, что Генри Морган не наш отец. Тебя расстроило, что он любил пытать людей, затягивая вокруг головы веревку с узлами до тех пор, пока глаза несчастных не вылезали из орбит. Королю пиратов не подобает так себя вести – ведь он отец, герой, мужчина. И ты сразу его позабыла. Ты не смогла смириться с правдой и поверила в ложь. А когда ты перестала со мной разговаривать – когда отказалась говорить о последней жуткой ночи в Зеркальной стране, – я от тебя отдалилась, потому что не могла видеть ничего, кроме правды. Она пожирала меня как смертельная болезнь, которую я не могла тебе передать. Я не хотела, чтобы ты вспомнила.
И вдруг объявился Росс. Это произошло задолго до нашей встречи в Национальной галерее. Много месяцев он ходил за мной, надоедал, умолял о прощении. Я видеть его не желала. Я возненавидела его в ту самую последнюю ночь. Увы, он был частью Зеркальной страны – всем, что от нее осталось, – и он это знал. И к галерее он пришел, чтобы я поняла: если он не может получить меня, то возьмет тебя. День труда в Роузмаунте стал лишним тому подтверждением.
Поэтому мне пришлось заставить его поверить, что меня он хочет больше. Мне пришлось заставить его думать, что я нуждаюсь в нем больше, чем ты. Я сымитировала попытку самоубийства (ты-то всегда знала, верно?), и он поверил. Для него это стало лучшим доказательством моей преданности. Я твердила себе, что поступаю так ради тебя – защищаю тебя от монстра, как ты когда-то защитила меня. Впрочем, вряд ли это была вся правда – по крайней мере, на тот момент. Потому что я все еще его любила.
Пожалуй, наш брак стал для меня наказанием, приговором. Об этом я тебе не солгала. Иногда Росс бывал злобным и жестоким, на следующий день – нежным и любящим. Я стала получать открытки с угрозами, с приказами бежать. Наверное, так он хотел свести меня с ума. Плюс наркотики в еде и питье. Он прячет их в своей тумбочке возле кровати. Каждое утро я просыпалась, мечтая о них так сильно, что не могла мыслить ясно. Они стали моими цепями, как и те маленькие «вольности», которые он мне позволял. В итоге ему удалось прогнать Мышку, ненадолго вернувшуюся к нам. А когда Росс решил, что у меня роман с моим другом Виком, то пригрозил выяснить, кто он, и убить. Он запретил мне заниматься волонтерством, угрожал запретить заниматься живописью, если я попробую связаться с Мышкой или Виком. Пообещал забрать мою яхту… Он даже заклеил обоями вход в Зеркальную страну! И я все ему позволяла, пока мне не захотелось умереть по-настоящему.
Конечно, он меня нашел. Промыл желудок, заставил ходить по чертову дому до тех пор, пока я снова не смогла видеть, слышать, плакать. И тогда он сообщил, что все еще поддерживает с тобой связь. Пригрозил, что если я опять попытаюсь наложить на себя руки, то он проделает с тобой все то же самое, что и со мной. И тогда я вспомнила статью из энциклопедии про капитана Генри Моргана. Я знала: ты попытаешься выжить, притворившись, что ничего не происходит, что твоя тюрьма – вовсе не тюрьма, а твой тюремщик – вовсе не монстр. И так будет продолжаться до самой твоей смерти… Вот и настоящий ответ на вопрос, почему я на это пошла. Нет во мне ни благородства, ни храбрости! Просто в конце концов он допустил ошибку. Мне не оставалось ничего иного, кроме как уничтожить его.
Вот тебе способ:
Как и Энди Дюфрейн, я люблю планировать. Вот тебе ПЛАН номер два:
Первый этап. Идею использовать «Побег» мне подал Вик, пусть и невольно. Он работает в страховой компании и специализируется на расследовании несчастных случаев или небрежности в обращении с прогулочными судами. Он рассказывал мне разные истории об умышленном вредительстве и о том, как их раскрыли. Вчера вечером я зашла к нему в офис; пока он делал кофе, подошла к свободному столу в другом конце рабочего помещения и позвонила Россу, умоляя его вернуться из Лондона поскорее. Перед этим я заполнила с нашего домашнего компьютера онлайн-заявку от его имени и заказала обратный звонок. В компании – тысячи сотрудников; определить, кто звонил, фактически невозможно. В любом случае Росс не знает, как зовут моего друга, и, кроме него, вообще никому не известно, что мы знакомы. У меня есть второй телефон с повременным тарифом, с которого я звоню друзьям в обход Росса. Я заставила Вика поклясться, что в полицию он не пойдет ни при каких обстоятельствах. Когда Россу перезвонят из страховой, он повесит трубку прежде, чем дослушает до конца первое предложение: он терпеть не может «холодные звонки». Так он останется без алиби. Муж, разговаривающий со страховой компанией за день до исчезновения жены в море, вызовет не сочувствие, а сильные подозрения.
Пару недель назад я купила сливную пробку, точь-в-точь такую же, как старая, и расплатилась наличными. Еще я приобрела две кольцевых пилы. Одной я насверлила дырок в каюте (надеюсь, их никто не заметит), чтобы на ней остались следы, которые обнаружит экспертиза. Я спрятала пилу и новую пробку в комнате Синей Бороды, а в сарай подложила свой каяк; надеюсь, что в конце концов полиция наткнется на эти улики.
Когда настанет время, я выну пробку и выброшу в залив. Вряд ли ее найдут, потому что без нее судно будет тонуть долго. Зайду в фарватер, сниму мачту, отключу АРБ и GPS. С пилой могут возникнуть сложности: лодка с дырами идет на дно очень быстро. Я швырну инструмент за борт и буду надеяться, что «Побег» отнесет течением подальше и ее не найдут никогда.