И ушла, пока до Воропаева не дошло, что в свидетелях почти шестьдесят человек, поэтому ковыряться ему и сравнивать показания до утра. Ну, так никто за язык не тянул, сам напросился.
Берлога нашего Потапыча не поражала воображение, но каждый поход в неё запоминался надолго. Например, потому что сюда по хорошему поводу не звали. Начальство предпочитало раздавать пряники прилюдно, а люли наедине, чем радовало подчиненных. Зато каждое приглашение поговорить с глазу на глаз грозило неприятностями.
Не скажу, что боялась, все-таки ничего особо преступного в последнее время не совершала, но определенная доза волнения присутствовала.
– Заходи, чего как бедная родственница, – Потапыч, наплевав на неподходящее для его внешности и должности занятие, поливал роскошный папоротник.
– Думаю, в чем начинать каяться.
Потапыч хмыкнул и кивнул на стул.
– Что нового в нашей богадельне?
– А то вы сами не знаете…
Вот в чем-чем, а в его осведомленности я никогда не сомневалась. Был бы невнимательным лопухом, давно бы с места полетел. Но ведь держится же до сих пор, значит, всё путем.
– Сегодня должен один мальчик прийти, – Потапыч спрятал ярко-зеленую лейку в стол и уселся напротив меня. – Не простой мальчик.
– Угу.
– Чего «угу»? Я ей про предстоящий геморрой, а она под филина косит.
– «Угу» в том смысле, что уже пришел. Юрий Воропаев? – Вот ведь зараза, а не шеф, сколько под его руководством работаю, а под пристальным взглядом так и тянет поерзать.
– Надо же…
Я не совсем поняла, чему он так удивляется.
– Так рвется произвести впечатление на куратора, дело привычное и нормальное.
Кто-то, коротко стукнув в дверь, сунулся в кабинет, но, заметив кислое выражение лица Потапыча, тут же сгинул обратно. Ну, правильно, я бы тоже предпочла удрать, но ведь не отпустит же. К тому стало интересно, что это за практиканта мне подсунули, раз даже наше обычно невозмутимое начальство в таком душевном раздрае.
– Аля, ты меня не разочаровывай, давай уже, включай мозги-то, хватит дурачиться. Фамилия знакомой не показалась?
А черт его знает, я каждый день столько паспортных данных вижу, что каждую запоминать никакой памяти не хватит. Но раз Потапыч на его ФИО возбудился, то тут что-то нечисто.
Так, значит, как его зовут, знаю, возраст, видовая принадлежность…
– Да не может такого быть! – Получившийся результат меня не порадовал. Правильно говорят, что все горе от ума. Или от его видимости.
– Можешь же, когда хочешь, – Потапыч хоть и улыбнулся, но печать заботы с лица так и не ушла. – Я уже хотел пригрозить премии лишить, если не догадаешься.
– А она в этом месяце будет?
– Баба и есть баба, как о деле, так еле шевелится, а как о деньгах, так сразу оживилась.
– Ну, знаете ли, практикант общественный, а премия моя личная.
– Тоже правильно. Чай будешь?
– Давайте.
Остается только надеяться, что печенье у начальства все-таки посвежее, чем у меня.
– А зачем его к нам прислали? – чай оказался крепкий и горячий, с терпковатой ноткой бергамота, поэтому я кайфовала, нюхая напиток и пытаясь начать думать в правильном направлении.
– Алексей Егорыч мой давний знакомый, попросил присмотреть за парнишкой.
Очень хотелось предложить тогда самому за волчонком и побегать, но промолчала. Если Потапыч что-то решил, переубедить почти невозможно. Да и просто так он ничего не делает, так что пока лучше голос не подавать.
– И в чем подвох? – Я не сдержалась и потерла нос, а потом приглушенно чихнула, в последний момент успев прикрыться ладонью. Потапыч мгновенно насторожился и даже набычился, пристально на меня глядя. – Да ничего такого, простой чих. Может, Наташка вирусом поделилась…
– Ты мне это брось! Никаких больничных и отгулов. Тебе мальчонку доверили, нечего соплями прикрываться. Точно ничего не чуешь?
В ответ дернула плечом, предлагая переходить от прелюдии к самому действию.
– Если совсем кратко, твоя задача: не дать пацану влезть в какое-нибудь дерьмо. А ещё показать нашу работу со всех сторон. Особенно с отрицательных.
Я даже поперхнулась чаем. Это что сейчас было?
– Эээ?..
– Недогадливая ты сегодня, – Потапыч, а в миру Максим Сергеевич, укоризненно покачал головой, но смотрел по-доброму. – Не хочет папа, чтобы единственный ребенок увяз в нашем болоте. А романтизм так и прет, мальчонка упертый, на конфликт пошел. Так что ты должна расписать всё в самых черных красках.
Капец.
Нет, я, конечно, могу и такое, но… А, ладно, все случается в первый раз. Но пацана стало немного жаль. Кто знает, может, он Мегре от оборотней, а тут легким росчерком пера (или парой литров пива в баньке) его этого пытаются лишить. Прямо родительский беспредел.
– Ты чего насупилась? – Знавший меня не один год Потапыч сразу уловил ход мыслей. – Если решила открыть мальчонке глаза, то зря. В том смысле, что он и так всё знает, а ты нарвешься на конфликт. Никакого повышения.
– А оно мне когда-нибудь грозило? – Тема больной уже не была. Хотя ещё несколько лет назад я воспринимала это предельно остро. А потом смирилась, нашла в нынешнем положении вещей определенные плюсы и просто забила на всё, решив получать удовольствие от того, что имею. – Ладно, я поняла, нюансы уяснила, пойду инструктировать молодое поколение.
– Ты только это… Сильно не зверствуй. Нам его надо вернуть целым и невредимым. И в плане психического здоровья – тоже.
– Это я посмотрю на его поведение. Главное, чтобы он сам не дурил, а то унюхает ещё во мне свою единственную нареченную, куда мне потом его девать, усыновлять, что ли?
На лице Потапыча проступило ярко выраженное осуждение, поэтому выходила из кабинета под его бормотание:
– Поначитаются всякой дряни, а честному оборотню потом хоть сквозь землю проваливайся…
Глава 2
«У девчонок всё можно узнать по лицу – выдержки у них никакой»
Марк Твен «Том Сойер»
Распластанный на стене лист ватмана расцветал красными точками все гуще и гуще. Что Юрий делает, я примерно представляла, но стало интересно, как он это обоснует.
– Что за полотно импрессиониста?
Стажер с заметным трудом сдержался, чтобы не передернуть плечами с просьбой не отвлекать идиотскими замечаниями, но до ответа снизошел:
– Это те, чьи показания я уже проверил.
– А синие?
– Свидетели, которые вызвали подозрения.
– Ммм…