Островитянин услышал, как беснующиеся в глубине илары вдруг сменили песню. Как она стала выше, нервознее. Противостояние прекратилось, существа заметались под водой, словно бы ища укрытия, а потом… Все произошло в одно мгновение. Илары вдруг взвизгнули в едином страхе так высоко и громко, что у Харакаша на миг заложило уши, и рванули прочь, подгоняемые распространяющимися из грота потоками воды.
Забыв о распрях, они единой стаей бросились в открытое море, порой даже норовя выпрыгнуть из воды, что сверкала расплавленным золотом божественной силы.
Схватив весло, островитянин что было сил погреб в сторону разлома. Теперь ему уже никто не препятствовал.
Стоило только иларам отплыть подальше, как Харакаш, больше не оглушаемый их криками, услышал голос Эвелин. А потом, попав наконец внутрь грота, и увидел ее.
Опущенные в воду руки, запрокинутое к каменному своду лицо, прикрытые глаза и голос. Наполненный силой, напоенный яростью. Не было сомнений – именно она стала причиной поспешного бегства иларов.
– Эва! – Островитянин налег на весло, и девушка повернула на его окрик голову, впрочем, не открывая глаз.
От входа в грот до островка, на котором она сидит, совсем небольшое расстояние, а воды тут были куда спокойнее, чем снаружи. Харакаш добрался до принцессы в три мощных гребка, но увидел, что с его приближением на лице девушки все отчетливее проступает выражение безмерного гнева.
– Эва, это же я… – В замешательстве мастер меча смотрит, как его ученица, не открывая глаз и не прекращая декламировать что-то на храмовом наречии, выпрямляется, встает и вытаскивает из ножен меч.
– Эв… Эля! – Взмах меча оказывается внезапно быстрым, но разница в высоте между стоящей на островке девушкой и сидящим на плоту Харакашем слишком значительна, и тому удается избежать смертельной встречи с божественным оружием, просто резко пригнувшись.
Да чтоб тебя, сука пресветлая…
Перехватив весло за самый конец рукояти, островитянин резко взмахивает им над головой, пригибаясь в последний момент, и, описав им полный круг, подсекает находящуюся не в себе принцессу.
Девушка падает без единого звука, и лишь в последний момент Харакаш успевает поставить на пути выпавшего из ее руки меча весло, не дав тому упасть в воду.
Перепрыгнув с плота на остров, мастер меча торопливо ощупывает голову бессознательной Эвелин. Пальцы окрашиваются кровью.
«Небольшое рассечение, череп цел… Надеюсь, что, когда ты придешь в себя, ты будешь уже собой», – подумал Харакаш.
Взяв руку принцессы за кисть, он сжимает ее пальцы поверх рукояти меча и заправляет его в ножны у нее на поясе. Потом аккуратно перекладывает на плот саму принцессу и, сев на него сам, сосредоточенно гребет прочь.
«Надеюсь, это все того стоило, Эва… очень на это надеюсь».
Глава 16
О чужих секретах и нарушенных обещаниях
Просыпаться от ощущения боли в голове весьма неприятно. А если прибавить к этому невероятную жажду и ломоту во всем теле, то комплект получается совершенно мерзостный.
Вокруг царил странный полумрак, зыбкий, словно бы рваный по краям. До меня долетали обрывки разговора, но я никак не могла понять, о чем же идет речь, хоть и узнала голоса магистра Ирвина и Харакаша.
Безуспешно попытавшись шевельнутся, провести рукой по лицу, я вздрогнула, пытаясь вжаться спиной в свою лежанку, когда надо мною вдруг появились два сотканных из тумана силуэта. Серые, мглистые, безликие, они напоминали мне того, что шел мне навстречу в видении. Один из них протянул руку, и я… открыла глаза.
– Защитница, ты пришла в себя! – Магистр Ирвин кладет мне на лоб руку, потом, видимо замечая мой взгляд, чуть хмурится. – Что-то не так? Что-то болит?
Я перевожу взгляд на Харакаша, что стоит по другую сторону от кровати. Он хмурится, нервно скребя пальцами щеку.
Я, чуть задержав дыхание, опускаю веки и опять вижу два силуэта.
– Ты меня обманул, – открыв глаза, я с трудом произношу эти слова, чувствуя, как начинает першить в горле.
Магистр Ирвин тут же подносит мне пиалу, исходящую мятно-хвойными ароматами, и подсовывает руку под спину, чтобы помочь приподняться, но я не двигаюсь, упрямо сжимаю губы, глядя на своего наставника.
Тот в некотором недоумении смотрит на меня, потом переводит взгляд на магистра, затем снова на меня.
– О чем ты? – наконец спрашивает он, и я взглядом указываю на настоятеля Алой крепости.
– О нем.
Харакаш думает еще несколько мгновений, потом кивает:
– Так, значит, ты видишь его суть.
– Да, вижу. А ты, конечно, не знал об этом тогда, когда я спрашивала?
Мастер меча хмурится еще сильнее, открывает рот, чтобы что-то ответить, а потом просто взмахивает рукой и уходит, бросив через плечо: «Разбирайся с этим сам». Дверь за ним захлопывается с оглушительным грохотом, магистр Ирвин тяжело вздыхает и, отставив пиалу на стоящую возле моей кровати тумбу, некоторое время смотрит вслед ушедшему Харакашу.
– Прости меня, защитница, твой наставник не виноват в том, что ему пришлось обмануть тебя.
Я молчала, ожидая продолжения, и осматривала свою комнату, что мне выделили в крепости. Вроде бы тут ничего не изменилось… Магистр, снова вздохнув, повернулся ко мне:
– Нельзя перестать быть потомком Туманного, но он не требует от нас поклонения. Каждый идет своим путем. Я пошел своим, выбрал веру в порядок, веру в добродетели. Законы островов даже тогда, в моей юности, казались мне излишне жестокими, хотя сейчас я думаю, что они справедливы. Может быть, даже больше, чем законы Ордена… – В голосе старца послышалась грусть, а прозрачные глаза подернуло поволокой воспоминаний.
– Как… как так вышло, что ты тут, если Ханс…
– А-а-а, да. Харакаш рассказал мне, что мой внук достаточно четко обозначил свое отношение к нему. Видишь ли, защитница…
– Эва. Сейчас по имени, прошу… – Я все же попыталась принять полулежачее положение, и магистр бережно поддержал меня под поясницу, сунув под спину подушку, и протянул мне в руки пиалу.
– Хорошо, Эва. Пожалуйста, выпей. Боюсь, моя исповедь будет долгой, а у тебя будет много вопросов. Твое состояние беспокоит меня, и ни к чему истощать организм снова.
Я, принюхавшись к чуть терпкому хвойному аромату, сделала глоток, чувствуя, словно напиток всасывается еще во рту, не достигая желудка. В отвар явно добавили меда, но не так, чтобы перебить его сладостью весь терпкий древесно-травяной букет. Вкус был вязким, плотным и весьма бодрил.
Увидев, что я воздала должное напитку, магистр поправил одеяло, которым я была накрыта, и продолжил:
– Наследие передается только в том случае, если оба родителя из нашего народа. Моя жена Лия была северянкой из этого герцогства. Наша дочь унаследовала от меня лишь цвет глаз, а ее сын, мой внук, не получил и этого. История того, как я покинул в юности острова и отправился искать для себя места, где чувствовал бы себя лучше, чем в родном краю, очень длинна, Эва. Могу сказать лишь то, что человек, который обучил меня владению Ато и научил прикрывать собственную суть от других храмовников, был предыдущим настоятелем этого храма. Он был добр ко мне, честен и благороден, хоть в его жилах и не текло ни капли дворянских кровей. Я – дитя Туманного, хочу я того или нет, и это все же ставит мне определенные условия, которые, впрочем, лишь помогли мне стать тем, кто я есть.