Он прошел в гостиную, поднял фонарь, посветил. На шкафу стояла фотография улыбающегося Кеши — рамка с черной лентой в углу. Видимо, фото с похорон. «Мистер Электрошокер», подумал он. В детстве ему жутко нравился этот ужастик с казненным серийным убийцей, который не умер и переселяется в других людей с помощью электричества. И эта его клевая походка с хромой ногой. Надо будет пересмотреть… А Кеша забавно искрил и дергался.
Так, теперь спальня отца. Он посветил фонарем на кровать. Белье на ней было сбито в безобразную кучу, на столике — куча грязных кружек, куски хлеба. Бутылка из-под коньяка. Папа явно в плохом психологическом состоянии после смерти сыночка. Прогноз неблагоприятен. Ха-ха.
— Эй! — позвали его за спиной. Черт!
Кожеед мгновенно обернулся. Вскинул фонарь…
Перед ним, в пятне от света фонаря, возвышался тот парень. Денис. Поросеночек. Денис был в автомобильных желтых очках. Они отражают свет, подумал Кожеед в отчаянии. Черт, мне его не ослепить, даже на время. Почему он здесь?! Почему не на смене?!
«Какой он рослый, — подумал Кожеед. — Боже». Денис смотрел на него, потом сделал шаг вперед…
«Свечников, делай свою работу!», хотел привычно скомандовать Кожеед. Но — Свечникова здесь нет. Кожеед мысленно выругался, поднял молоток. Против этого боксера молоток — все равно, что детский пластиковый молоточек. Черт, черт!
Парень держал руки в боксерской позиции. Очки его равнодушно блеснули желтым. Опасный. Что-что, а оценивать людей Кожеед умел мгновенно и безошибочно. Сегодня перед ним была не жертва. Ну, нет.
— Денис, какая встре… — начал было Кожеед. Всегда можно заболтать.
Денис мгновенно шевельнулся…
Страшный удар. И все погасло.
* * *
Он проснулся от жуткого скрежета. Лицо страшно болело, челюсть раскалывалась. В голову словно вбили раскаленный гвоздь — иногда он начинал мерно пульсировать, отправляя волны боли по всему черепу. Тимофей Ребров, он же Кожеед, он же Доктор Чистота, открыл глаза. Он находился в огромном, заваленном хламом помещении. Уже утро? — удивился он. На стене — ржавые железные трубы. Кажется, это какой-то заброшенный завод. Нет, скорее спортзал. Он увидел дальше рисунки на стене. Дети в шортиках бегут по спортивной дорожке. «Убогое совковое искусство», подумал он. Солнечные лучи проникали сквозь проломы в крыше, падали под углом, освещая рваными пятна захламленного пола. В потоках света танцевала пыль. Он смутно помнил, как попал сюда… Как? Вот он входит в квартиру Дениса… Потом Денис… и что? Кажется, был удар?
Скрежещущие звуки не прекращались.
Кожеед поднял взгляд. «Так вот откуда этот скрежет», подумал он. Иронично.
Денис сидел неподалеку на старом стуле и сосредоточенно водил напильником по наручникам. Методично и неторопливо. Металлическая пыль сыпалась на колени и на пол. Что он делает?
Кожеед приподнял голову, огляделся. Он лежал, распятый почти горизонтально, на большой металлической решетке. Прутья заржавленные. Решетка лежит на четырех основаниях, две ржавые бочки, несколько старых покрышек, школьный стул. Ноги его оказались пристегнуты наручниками к решетке. Он пошевелился, решетка закачалась, заскрипела. Денис на мгновение поднял взгляд, посмотрел на Кожееда, затем снова уткнулся в свою работу. Вж-ж, вж=ж. Напильник методично двигался, спиливая металл. От этого звука ныли зубы.
Подошла беловолосая женщина в темных очках. Бросила на пол бумажные папки. Бумаги рассыпались по полу.
— Замерз? — сказала она Кожееду. — Сейчас согреешься.
И тут он ее узнал. Напарница Свечникова! Именно она его допрашивала до… да и после ареста. Как ее? Светлана Юрьевна…
Она ушла из поля зрения, затем вернулась. И вывалила на пол толстые папки с документами, ногой затолкала под решетку. Денис отложил наручники и начал спокойно помогать.
— Что… это? — спросил Кожеед. Язык пока плохо его слушался.
— Здесь все, что нам известно про тебя. Больше ни один человек этого не узнает. Никогда. Будто тебя и не было. И скоро о тебе вообще никто не вспомнит.
Кожеед подумал. Единственный глаз забегал. «Она блефует, нет?»
— Ну, ладно, напугали, — сказал он наконец. — Врать не буду.
Светлана Юрьевна мягко улыбнулась.
— Вот и прекрасно.
— Что вы хотите сделать?
— Ты же любишь играть? — спросила она. — Смотри, Денис заточил края наручников. Правила простые: наручниками нужно отрезать себе кисти и идти на все четыре стороны. А можно, как настоящему мужчине, умереть, стиснув зубы.
— Седьмой раунд, сука, — сказал Денис. Наручники защелкнулись на левом запястье — Кожеед закричал. Тонко и жалобно. А потом вдруг засмеялся.
— А она даже круче Свечникова! Правда, Ден?
Кровь текла по наручникам, капала на железные прутья решетки, на бумагу внизу. Денис хмуро обошел решетку с другой стороны, поймал руку Кожееда. «Сильный дебил», подумал Кожеед. Как он не вырывал запястье, Денис все-таки поймал его и надел наручники. Щелк, щелк, щелк. А-а!
Кровь потекла. Но Кожееда эта боль, наоборот, привела в чувство. «Знали бы вы, какую боль я испытывал в детстве», подумал он. «Жалкие дилетанты».
— Денис, — позвал он.
— Денис, — позвал Кожеед. — Ден, слышишь меня? — единственный глаз его, уцелевший, смотрел на Дениса. Серое с золотыми крапинками. — Ден!
Денис молча подносил и складывал дрова под решетку. Затем маньяк дернулся, решетка качнулась. Заточенный край наручников еще сильнее впился в плоть. Кожеед зашипел от боли. Но видно было, что он лихорадочно продолжает искать пути к спасению.
«Удивительная способность к выживанию, — подумал Денис. — Мне б такую. Нам всем в том подвале»…
— Денис, не спеши. Подумай немного: она мент! Мент, слышишь?! Ей выпутаться из такой передряги — раз плюнуть! А ты? Тебя же посадят!
Юрьевна пренебрежительно фыркнула.
— Да кто в эту глухомань полезет? А если и полезет, я твой труп на другого маньяка повешу. Мало их, что ли, по России бродит?
— До чего же она циничная штучка, а? — маньяк снова искал взглядом глаза Дениса. Мол, кивни. Согласись со мной. Дай мне контакт!
Денис словно не слышал его. Он продолжал методично подносить дрова. Притащил сломанный деревянный стенд с нарисованным Лениным. «Учиться, учиться и учиться. В.И.Ленин». Теперь канистра с бензином. Денис открыл ее и начала поливать все вокруг. Потом полил и на Кожееда. Резкий приторный запах бензина ударил в нос, Дениса едва не вывернуло. «Как в той палате… с Кешей, Женей, Степычем». С ребятами.
Кожеед не унимался. Кровь текла по его рукам, а он продолжал вещать:
— Ты же умный человек, подумай, как ты будешь с этим жить? В страхе перед тюрьмой? Будешь дрожать от каждого шороха? Сейчас ты еще сможешь все исправить.