— Но зачем они начали в вас стрелять? Ведь если ждали именно
вас, то нападавшие должны были знать, что у вас нет документов.
— Да, — кивнул Шилковский. — Я сам не могу понять, зачем
нужно было нас убивать. Возможно, нас с кем-то спутали. Но тогда почему они
стали стрелять, даже не проверив, в кого именно стреляют? И откуда они могли
узнать наш маршрут?
— И вы не пытались найти ответ на эти вопросы?
— Каким образом? — спросил Шилковский. — Сидя в Москве? Что
я мог сделать? Хорошо еще, что меня успели вывезти из Германии. И не забывайте,
что несколько лет я провел в больнице. И только потом мог вспомнить все, что со
мной случилось.
— Вы даже не можете предположить, кому нужна была ваша
смерть?
— Не знаю. Я много об этом думал. За столько лет это должно
было проясниться. Но я не знаю. После того как ГДР исчезла с политической карты
мира, эта история была уже никому не интересна. Хотя меня несколько раз
допрашивали ваши сотрудники.
— Я забыл вас предупредить, — хмуро сказал Дронго, — я не
штатный сотрудник этого ведомства. Я всего лишь эксперт-аналитик, который
должен попытаться восстановить события десятилетней давности.
— И вас пустили сюда? — не поверил Шилковский.
— Пустили, — кивнул Дронго. — Дело в том, что я собираюсь
побеседовать с каждым из оставшихся в живых сотрудников группы, чтобы понять
вашу трагическую историю. А в этом ведомстве, очевидно, подозревают, что за
всеми вашими бывшими коллегами либо немцы, либо американцы уже давно установили
плотное наблюдение. Тогда получается, что там нельзя появляться штатным
сотрудникам внешней разведки, а бывший эксперт ООН не вызовет особых вопросов.
Американцы меня знают.
— Понятно, — пробормотал Шилковский. — Интересно было бы
присоединиться к вам.
— Вы бывали за границей, после того как приехали в Москву?
— Нет. Нигде не бывал. Никто даже не догадывается, что я
жив.
— Может, вы случайно встречались с кем-нибудь из своих
товарищей после того, как к вам вернулось сознание? Или хотя бы разговаривали с
кем-нибудь из них по телефону?
— Нет, конечно. Мне посоветовали не вспоминать прошлое. Для
всех своих бывших друзей я умер. Прошло уже десять лет…
Он молчал, словно обдумывая варианты ответа. Дронго
терпеливо ждал.
— Я научился работать на компьютере. Десять лет назад такого
еще не было. Теперь я живу в Москве, у меня есть женщина, которую я считаю
своей женой. Будет лучше, если обо мне никто не вспомнит в Германии. Кроме
того, я работал раньше в девятом отделе. Вы ведь должны знать, чем занимался
девятый отдел в разведке. Мы выполняли самые деликатные поручения Министерства
национальной безопасности за рубежом, в основном в Западной Германии.
— Внешняя контрразведка, — вспомнил Дронго. — Я читал о
вашей работе.
— Там написано не все. Боюсь, что мне никогда не вернуться в
Германию. Иначе я получу там такой тюремный срок, что выйду на свободу не в
третьем, а в четвертом тысячелетии, если, конечно, доживу до того времени.
— Вы хорошо знали сотрудников своей группы?
— Конечно. Мы вместе работали. У нас были очень хорошие
ребята. — Когда Шилковский волновался, чувствовался его немецкий акцент.
— Кто из них мог вас подставить? — спросил Дронго. — Кого вы
лично стали бы подозревать?
— Никого, — ответил Шилковский. — Меня много раз об этом
спрашивали. Конечно, никого.
— А почему спустилось колесо? Вы не проверили машину перед
выездом?
— Это был обычный РАФ, — ответил Шилковский, — кажется, так
тогда называли ваши микроавтобусы. Мы грузили в него ящиками все, что можно
было спасти. И в наши машины тоже. Поэтому не удивительно, что у него
спустилось колесо. Но мы заметили это только на обратном пути.
— Кто был за рулем микроавтобуса?
— Менарт. Он вообще был профессиональным гонщиком, любил
этот вид спорта, очень увлекался машинами. Он, очевидно, что-то почувствовал и
остановил микроавтобус.
— У вас было запасное колесо?
— Конечно. Он его стал менять, а мы поехали дальше.
— Еще один вопрос. В документах вы указали, что сначала
ехали в другой машине, но затем к вам пересел Хеелих. Я могу узнать, почему?
Ведь вы были первым заместителем Хеелиха. Почему вы оба оказались в одной
машине?
— Я же вам объяснил. Он был в микроавтобусе, а Бутцман сидел
за рулем автомобиля. Потом, когда спустилось колесо, Хеелих приказал Бутцману
пересесть в микроавтобус, а сам позвал меня в свою машину и сел за руль, чтобы
успеть забрать Нигбура с Вайсом. Вот поэтому мы и оказались вдвоем в одном автомобиле.
Не он пересел ко мне, а я — к нему. Он считал, что старшим офицерам будет легче
ориентироваться в том беспорядке, который уже начинался на улицах Берлина.
— Кто кроме вас знал об изъятии документов из архивов
«Штази»?
— Точно не знаю. Может быть, кто-то из руководства. Я не
знаю. Но нам разрешили работать в архиве.
— Вы можете охарактеризовать ваших коллег? В двух-трех
словах. Начиная с Хеелиха. Выделить их главные черты. Я понимаю, что прошло
много лет, но вы должны помнить каждого из своих бывших товарищей.
— Почему бывших? — сразу спросил Шилковский. — Они для меня
всегда остаются товарищами. Что бы ни случилось. Полковник Хеелих был настоящим
руководителем. Дисциплинированный, волевой, абсолютное чувство долга. Габриэлла
была импульсивной, отважной, часто безрассудной. Она была очень красива. У нее
мать испанка и сказывался южный темперамент. Вайс был человеком совестливым,
ответственным. Нигбур мягкий, уступчивый, скрытный. Гайслер тоже скрытный, но
хитрый, очень изобретательный. Бутцман расчетливый, прагматичный. Менарт был
человеком неуступчивым, несколько заносчивым и храбрым. Вот, пожалуй, так, если
в нескольких словах.
Дронго ставил какие-то знаки у каждой фамилии. Понять эти
нелепые закорючки мог только он. Шилковский терпеливо ждал, когда его
собеседник закончит писать. Дронго отложил ручку, посмотрел на сидевшего перед
ним человека и неожиданно произнес:
— У меня последний вопрос, герр Шилковский. Скажите, вы не
скучаете по Германии? Вам не хочется вернуться?
Дронго внимательно смотрел на своего собеседника. У
Шилковского дрогнуло лицо. Очевидно, такой вопрос в этом здании ему не
задавали.
— Не знаю, — ответил он, немного подумав, — я там чужой.
Меня никто не знает. И мне не стоит думать об этом. Я бы предпочел остаться
здесь. Вам этого не понять. У меня отняли мою страну, мое будущее.
— У меня тоже, — сказал Дронго, — мы с вами примерно в
одинаковом положении, герр Шилковский.